Снег - стр. 16

– Кто это? Какой еще вопрос?

– Тот, который ты задаешь себе каждый день.

Молчание. И это значит – я вешаю трубку.

Зачеркиваю этот номер. Набираю следующий.

Зачем я это делаю? Я открыла это как аутопсихотерапию.

Гораздо дешевле, чем сеанс у психолога – человека, которого не пойми какая личная трагедия заставила добровольно пойти в слушатели чужих драм и строить из себя божьего наместника, разве что грехи не прощать. Поэтому я не рассматривала для себя такие похождения в гости к душецелителям. И даже если бы я пришла к психологу и улеглась на его кушетке, то, рассказав ему о своем намерении убить себя, вероятно, услышала бы просьбу оплатить весь годовой курс лечения вперед.

– Слушаю, – мужской голос.

– Да.

– Что «да»?

– «Да» – это ответ на твой вопрос.

– Какой вопрос?

– Который ты задаешь себе каждый день.

– Че? Че за хрень? Кто это?

– Тот, кто слышит твои молитвы.

И вешаю трубку.

Возможно, всё это началось с того, что мне хотелось просто поговорить. Даже ведь не обо мне, не о моих намерениях, это всё равно никому не интересно. Всем интересно только одно – они сами. И поэтому я решила отвечать на вопросы, которые волнуют их. У каждого из них свой вопрос, они им известны: у кого-то он ежесекундно перед глазами, а у кого-то – спрятан глубоко внутри. Но когда тебе даст четкий ответ тот, кто слышит твои молитвы, ты найдешь в себе тот самый вопрос. Думаю, как-то так.

– Алло?

– Да.

– Что? Что «да»?

– «Да» – это ответ на твой вопрос.

– Какой вопрос? Я ничего не спрашивал, ничего не заказывал, до свидания.

И вешает трубку первым.

Это неважно. Человек получил ответ. А как он им распорядится – его дело.

Хотя, конечно, до этих звонков бога я хотела поговорить о себе.

Я искала контакта, хоть с кем-нибудь. Ходила на почту, стояла в очередях, бродила по рынкам.

Я даже посещала врачей с мнимыми жалобами то на боль в голове, то на резь в животе. Я думала, врачи-то, они ведь не обычные люди. Они выше нас. Они спасают людей от болезней и смерти. Они увидят проблему, даже если им в нее не тыкать пальцем. Они всё знают, они помогут, они защитят.

Но оказалось не так. Оказалось, всё просто как ноль плюс ноль. Никто никого не слушает, никто никого не слышит. Всем плевать. Всем плевать на всех.

– Алло?

– Да.

Этот слепой и безжалостный мир не укладывается в моем сознании, он не может в нем органично существовать, он не дает ему покоя, мучит его.

– Алло?

– Да.

И если я не могу заставить мир прекратить отравлять меня, я могу лишь прекратить свое сознание.

– Алло?

– Да.

Прекращение сознания и есть цель самоубийства.

– «Да» – это ответ на вопрос, который ты задаешь себе каждый день. Ответ того, кто слышит твои молитвы.

Это был последний абонент. Хватит звонков на сегодня… и навсегда. Выключаю телефон, прячу его обратно в тайничок.

Из списка ежедневных дел уже совсем ничего не осталось. Всё, что я могла дать человечеству, я отдала. Теперь я отдам ему свой труп. Наряженный в синее платье.

Сначала думала, буду голая, чего уже стыдиться. Обнаженная дама в кровавой воде – чем не картина. Но потом передумала, вдруг чего-то я не предусмотрела с этой водой и моим телом, что могло бы испортить такой живописный, меланхоличный образ. Буду в платье, оно хорошее.

Вновь становлюсь у зеркала.

Бам! – на улице гремит фейерверк, и разноцветные огни озаряют мои окна. Празднуют, суки, мою смерть.