Снег - стр. 10
– Да она уже щас пьяная, не видишь, не слышит тебя.
– Не-е, вранье это всё, она не пьет, она зашитая.
– Олесь, фляга с собой?
– Ну ладно, оставь ее, а то она щас ментов вызовет, ха-ха.
– Кстати, че там тот мент?
– Какой? Мой?
– Ну твой, женатый который.
Да че «че»? А то будто неясно – прет шмару одну, уж точно не от хорошей жизни. Зато балует ее подарками всякими тривиальными – и чем дальше, тем дешевле. На это 8-е марта, думаю, он ей кольцо из цветной проволоки свяжет. Вернее, вручит его на день-два раньше, когда и принято поздравлять неофициальных пассий, потому что в сам праздник неверные мужья заняты женами. Канун Международного женского дня – международный день любовниц.
Всё это они обсуждают здесь целыми днями, не стесняясь меня. А чего им меня стесняться – я тут словно мебель, словно рыбка в аквариуме, словно муха на стекле. Потому-то я и в курсе всей их тошнотворной личной жизни.
Вторую вот – сосед-алкаш жучит. Видимо, трезвым он на нее забраться брезгует, а дальше лестничной площадки ему идти влом. Вечно она его по телефону при всех ругает за пьянки, а он у нее постоянно деньги занимает. А не бросает она его, потому что, мол, он нужен для здоровья, пока нормального не встретит. Этим веским «для здоровья» они постоянно оправдывают свое обыкновенное потаскушество.
А от третьей не перепадает только бомжам, да и то лишь тем, которые вообще мало спопрошайничали за день.
И все они крутят своими жопами перед 40-летним Святым Георгичем, женатым, с тремя детьми, надеясь стать его второй леди, но, конечно же, единственной любимой. Думаю, они и привороты всякие на него делали, эти-то точно могут, но пока никому из крыс ничего не перепало. Георгич мужик верный, глубоко верующий, строго соблюдающий пост и, видимо, свыше хранимый от соблазнов и искушений – и будет храним во веки веков. Аминь.
– Вот это валит, жесть.
– Вроде писали, что март будет снежным и мерзким, до середины точно.
– Да так всегда в марте.
Зато вы мерзкие в любой месяц, и не до середины, а от прически до педикюра.
– Включи чайник.
День тянется как старая ящерица, раненная топором в спину.
Я смотрю в окно.
Я не замечаю хихиканья местных крысух, их безмозглого трепа и раздражающего запаха их пончиков и всяких там вафель.
Я смотрю, как падает снег.
Этот сакральный пейзаж за окном напоминает песок, что сыплется в песочных часах. И верхняя часть стеклянной колбы там, в облаках, потихоньку пустеет и пустеет, сокращая мое время. Нет… не потихоньку.
Наконец эти дуры начинают синхронно шоркать, напяливать на себя свои гламурные шубы из шкур бродячих лишайных котов и сваливают за дверь.
От них помещение не проветришь, их крысиный душок давно въелся в стены и отравляет любую добрую мысль в голове.
Поначалу думала оставить им записку: «Это вы виноваты», а лучше – «Это ты виновата» и оставить на столе Кузьминовой. Потому что «Это вы виноваты» каждая воспримет не на свой счет, а на счет остальных. И пусть тогда помучается, дрянь, да еще и две другие крысы, может, по-другому начнут на нее зыркать своими ядовитыми глазенками. Но потом решила, что всё это пустое. Им и так нехило от жизни досталось, ведь они – это они, и это настоящая трагедия. Я, может, и страдаю от комплекса неполноценности, а они реально неполноценны.