Снайпер Великой Отечественной - стр. 29
Поблагодарив его, я вышел на проселочную дорогу, ведущую в Волосово. Навстречу двигались толпы беженцев – дети, подростки, женщины, старики. Люди шли усталые, дети плакали – просили пить. Матери уговаривали их потерпеть, торопясь уйти как можно дальше. Люди выбивались из сил, нередко бросая на дороге свой скудный скарб. На обочине канавы сидела пожилая женщина с двумя девочками. Она дружелюбно посмотрела на меня и спросила:
– На фронт, сынок?
– На передовую, мамаша!
– А с ногой-то что?
– Ранен был…
Женщина перевела свой бесконечно усталый взгляд на пыльную дорогу, по которой непрерывно шли беженцы. По обе стороны от старушки сидели белокурые девочки: одной было лет 8—10, она держала на коленях узелок и, морща от падающих лучей солнца маленькое личико, смотрела на идущих прямо по полю мужчин, женщин, детей. Другая девочка, лет 5–6, спала, положив кудрявую головку на колени бабушки. Я видел, как она во сне кому-то или чему-то улыбалась. Но когда улыбка угасла на лице ребенка, оно стало почти взрослым, настороженным, морщинистым.
От внезапных артиллерийских выстрелов девочка проснулась. Увидев меня, вооруженного, в военной форме, девочка крепко прижалась к бабушке, обхватила ручонками ее шею и посмотрела на меня исподлобья широко раскрытыми глазами, наполненными до краев ненавистью: со сна она приняла меня за немца.
– Да что ты, Раиска, так испугалась? Это ведь наш защитник.
Выражение глаз девочки изменилось. Она сразу обмякла и вновь положила головку на колени бабушке, исподтишка поглядывая на меня.
Недалеко от дороги, прямо по полю, верхом на лошадях мальчуганы гнали стадо коров.
– Вот, сынок, – заговорила женщина, обращаясь ко мне, – мы и держимся поблизости от стада. – Она погладила сухонькой морщинистой рукой головку внучки. – Горячей пищи ведь нет… Молоком и живем.
Девочка своей маленькой ручонкой то и дело касалась чехла моей снайперской винтовки и ласково заглядывала мне в глаза. В эту минуту мне представились охваченные пожаром войны Украина, Белоруссия, Смоленщина, наши жены, дети, отцы и матери, покинувшие родные места и безропотно шагающие по пыльным дорогам в глубь страны, чтобы там своим трудом помогать нам в битве с фашистскими полчищами. Может быть, вот так же и моя мать идет по пыльной дороге?
Старушка посмотрела на меня добрыми умными глазами и, будто читая мои мысли, глубоко вздохнула:
– Тяжело вам воевать, родимые… Но и нам нелегко, ой как нелегко… Вот пробираюсь к Ленинграду с внучками. Отец их на фронте, а мать погибла при бомбежке.
Вдали прогремели артиллерийские залпы, старуха поспешно взяла за руки девочек, кивком головы простилась со мной и быстро-быстро зашагала к лесу. На проселочной дороге люди тоже заторопились, в испуге оглядываясь назад.
У станции Волосово я встретил необычное шествие: впереди шли вооруженные дробовиками и вилами два дюжих старика и несколько женщин; за ними четыре заросших волосами грязных немецких солдата тащили малокалиберную пушку с длинным стволом. Сзади эту группу замыкали две подводы, груженные ящиками со снарядами. Вокруг двигалась гудящая, как потревоженный улей, толпа женщин и детей. К этому необычному шествию присоединялись идущие на фронт красноармейцы. Я тоже примкнул к толпе.
В поселке мы остановились. Откуда-то появился пустой ящик из-под снарядов, на него взобралась возбужденная молодая женщина. Она гневно посмотрела на солдат, тащивших пушку и крикнула: