Смута - стр. 11
– Я ночлег искал, куда пристроиться, – начал объяснять Алексей, впрочем, без особого рвения. Но надо было что-то говорить. – Дымком потянуло, и вот… – он помолчал. – Я воровать ничего не хотел.
– Жрать хочешь?
Денис пристально смотрел ему в глаза. И вдруг понял Алексей, что в этом взгляде не было злобы или усмешки. Этому человеку можно было доверять. И если сейчас он не разъяснит ему все, как следует, может считать себя покойником.
– Я от хозяина ушел.
– Ясно, – кивнул Денис и присел на корточки. – Дальше?
– Три дня назад.
Пережитое вновь пронеслось перед глазами. Да разве ж все можно объяснить?
– А чего ушел?
– Я сына хозяйского убил.
– Вона!
Денис обернулся к остальным. Начали прислушиваться.
– Он Ульяшку… – Алексей заскрежетал зубами.
Дальше слов не было! Все перевернулось, как в кошмарном сне. И снова безразличие и усталость. Надо же ему было унижаться перед ними! Он уже пожалел, что начал говорить, душу открывать. Пусть лучше убьют его… И вдруг – раз, веревка одна отпала, разрезанная ловким движением ножа, потом другая.
Денис, перехватив длинный нож, усмехнулся, подмигивая:
– Иди поешь, а то и выпей. Выпить хочешь?
– Хочу.
– Семен, налей ему вина.
– Да он кто, чтоб наливать? – возмутился косматый, тот, что захватил его.
– Говорю, налей!
Больше возражений не последовало. Было заметно, что Денис пользуется в шайке уважением, хоть и не вожак он. К его словам прислушиваются, хотя и не подчиняются вполне. Главное было то, что он выговорить кому-то мог, а возмущаться бы не стали. Сколько их всего могло быть? Алексей слышал, что есть шайки, где по полсотни человек. Они порой наводят такой ужас на какую-нибудь округу, что люди только шепчутся по углам, заслышав об их появлении поблизости. Но их легко обнаружить, вот что. Шайки поменьше – куда долговечней. Людей мало, если опасность – растворяются, исчезают в ночи, прячутся по тайным убежищам.
Пойди сыщи их!
В детстве Алексей слышал рассказы старших об опричниках, или, как их еще называли в народе – кромешниках. Они делали такое, что и не всякий разбойник совершит. Покойный отец, напившись вина после сенокоса, сказал как-то маленькому Алеше:
– Царь-то, он…
– Что, тятя?
– Да кровь пьет…
– Как это?
– А вот так… нальет себе чарку крови и выпьет.
– А разве можно кровь пить?
– Можно, – ухмылялся отец. – Если привыкнешь – то очень можно.
Такие разговоры страшны были. Алешка, хоть и мал был, да понимал.
За такие разговоры на части порвать человека и раскидать по ветру, никто и не вспомнит.
Царь тот, Иван, умер уже. А при сыне его, Федоре, вроде жизнь получше стала. Но Алексей не сильно задумывался об этом. Родители его померли один после другого через год. А он, кроме крестьянского труда, ничего в своей жизни и не видел. Ульяшка была его светом. Да быстро померк этот свет.
Вспомнилось ему свое житье в Кремневке, неужели и вправду все ушло?
И вот он здесь, надолго ли?
Разбойничья жизнь пугала непредсказуемостью и непостоянством. Страшные рассказы о разбойничках будоражили воображение. Народ этот, пришедший из разных мест, с разными судьбами, един был в одном. Жизнь человеческая для них ничего не стоила. От доли крестьянской они отвыкли, другому не обучены. Оставалось только заниматься грабежом и убийствами. Многое, как слыхал Алешка, зависело от их атаманов.