Смотри страху в глаза - стр. 9
Когда Заваруха, работая на публику, снова начал приставать к нему, Витька выкрикнул тому в лицо:
– Эй ты, трус! Что исподтишка задираешься? Давай за школой, во дворе, отношения выясним! Или слабó?
Геха, тряхнув своим стильным чубом, хмыкнул, поглядывая на ребят:
– Да я тебя, мышь ты серая, одной левой! Понял?
Во дворе их собралась большая тусовка. Молва о поединке мгновенно разнеслась по школе. Поглазеть на драку прибежал даже кое-кто из старшеклассников. Еще бы! Предстояло незабываемое зрелище. У Заварухи батя – боксер. И бицепсы у Гехи накачаны. А тут какой-то никому не известный новенький, да еще с виду хиляк. Потеха – да и только.
Но у Витьки был свой план. И когда под вожделенное улюлюканье Гехиных подпевал они стали медленно сходиться, не дойдя до соперника метра три, Витька остановился, вынул из кармана брюк свое изобретение и, направив хлопушку в сторону обидчика, резко дернул за веревку. Раздался сильный хлопок. Геху с ног до головы окутало перцовое облако. Он зачихал, закашлялся и, закрыв лицо руками, рухнул на колени.
Из толпы ребят донесся насмешливый голос старшеклассника:
– Гля, парни! Заваруха у новенького на коленях прощение просит!
И реплика эта сработала. Под громкий взрыв хохота Витька, смачно сплюнув в сторону, победоносно закончил так и не начавшийся поединок:
– Попробуй еще хоть раз сунься ко мне – мало не покажется!
И с рук это ему тогда сошло. Болтливых девчонок на «театр военных действий» не пустили, а парням закладывать его как-то нужды не было.
С тех пор его никто не трогал. Зато приклеилось прозвище – Чокнутый. Ну так что с того? Ему-то, Витьке, от этого ни холодно ни жарко.
Правда, долго еще, на всякий пожарный, под школьным пиджаком носил он отцовский солдатский ремень с большой и тяжелой пряжкой. Ремень этот уже однажды выручил Витьку, когда к нему вечером у магазина пристали двое подвыпивших парней, требуя денег. Пряжка помогла отбиться. В такие решительные минуты, когда требовалось отчаянное действие, в Витькиной душе поднималась буря, все тело напрягалось, и страх отступал перед сжатой в кулак волей. А когда опасность миновала, мышцы снова расслаблялись, становилось легко, а душа будто обновлялась.
Утром проснулись они с Тошкой поздно. Попив чаю с бутербродами, приготовленными Тошкиной матерью, стали накачивать резиновую лодку. Послышался гул вертолета. Весело подбрасывая шапки над головой, замахали руками. Тут и ежику понятно, что все у них в ажуре.
Спустив лодку на воду, Витька заметил, что дно накачали слабовато, но не придал этому большого значения. Забросив вещи в резиновую нишу, отчалили от берега. До бурлящего ската воды доплыли быстро. Довольные собой, приняли, как им тогда показалось, правильное решение: на берег не сходить, хотя отец строго-настрого предупреждал, чтобы на пороге шли по берегу, держа лодку за веревки. Дядя Лёня тоже им об этом говорил. Но Витьку их слова не убедили – дети они, что ли? К тому же тащиться по кустам целых три километра уж больно не хотелось.
Поначалу идти на «резинке» между бурунами воды было прикольно. Но потом лодку стало кидать из стороны в сторону, направлять ее веслами в нужное русло Витьке не удавалось: она то носом, то кормой цеплялась за подводные камни. И когда ее разворачивало поперек, Витьку охватывала паника – того и гляди перевернется. Боялся не за себя, за Тошку, у которого глаза были и так «по восемь копеек». Друг сидел на мокром дне лодки, вцепившись в капроновые леерные ленты, что шли вдоль бортов. Колючие брызги секли лицо.