Смоленск. Городские прогулки - стр. 16

* * *

Рядом (Большая Советская улица, дом №27/20) – дом П. Ф. Ланина, известного до революции как староста смоленского купечества. Здесь же размещалась Вторая женская гимназия.

А на противоположной стороне Большой Советской, в доме №24 уже при советской власти находилась знаменитая Третья школа имени Н. Чернышевского. Среди ее преподавателей особо славился Иван Григорьевич Вороной, учитель математики. Один из учащихся той школы, Александр Борохов писал в своих воспоминаниях о первой встрече с этим педагогическим деятелем: «Но вот, наконец, начинаются занятия. Подходит урок математики. Затаив дыхание, жду прихода Вороного. Дверь открывается и в класс крупным шагом входит человек выше среднего роста, коренастый, бритоголовый, с волевым взглядом через очки. Раскрыв журнал, вызывает каждого из нас, строго вглядываясь. Большинство школьников, вероятно, ему знакомы – учились у него в седьмом. На мне задержался. Интересуется, откуда я. Но как учился, не спрашивает.

Знакомство завершается, и Иван Григорьевич… объявляет: «Будем писать контрольную работу по задачкам седьмого класса». Называются из учебника номера задач. Такое количество за урок мы в Куровской не решали. Не медля, я приступаю к делу. Решаю одну за другой, не встречая затруднений. Попадаются и те, что я решал перед учебным годом. Раньше других сдаю контрольную и еще жду какое-то время звонка. Вороной не высказывает никакого внимания к сданной мною контрольной. Ждет остальные, прохаживаясь по классу. Но ни к кому не подходит… Жду с нетерпением следующего урока алгебры. Наконец он приходит. Гляжу, не отводя глаз, на дверь. Она открывается, и в класс входит Вороной. Вместе с журналом он держит стопку наших контрольных. Взгляд его суровый. Положив, скорее бросив на стол журнал с контрольными, он жестко произносит: «Чему я вас учил? Ничего не знаете. Варяг из какого-то поселка положил вас на лопатки».

Вороной начал раздавать контрольные. Передал мою. Смотрю – «5». Я был на седьмом небе, но старался не проявить своей радости. Тем более, что сосед по парте получил двойку».

Логично было бы ожидать, что Вороной сделает Борохова своим любимчиком. Но нет. Математик, вероятно, понимал, что ситуация – отнюдь не в пользу его личных профессиональных качеств как преподавателя. И он постоянно третировал Борохова, вызывал к доске чуть ли не каждый день, пытался подловить на чем-нибудь, и радовался как ребенок, если это удавалось. Ставил двойку, приговаривая: «у меня отличников без двоек не бывает».

В результате, добился двух вещей – сделал из Борохова очень даже неплохого математика, но, вместе с тем, привил ему не слишком-то нежные чувства к своей дисциплине. И когда узнал, что Борохов учится в медицинском, проворчал:

– Я надеялся, что ты станешь настоящим математиком. А ты изменил своим способностям. Пошел обучаться в работники клистира.

Кстати, по словам того же самого мемуариста, товарищ Вороной был не единственным экзотом среди преподавателей отнюдь, кстати, не худшей третьей школы: «Биолог зазубривала каждый урок, выучивая слово в слово учебник: мы следили пальцем по нему, и иногда, когда она спотыкалась, подсказывали. И совсем издевались ученики над „немкой“, казавшейся всегда какой-то рассеянной или растерянной, не владевшей классом».