Смертная чаша весов - стр. 38
– В этом было что-то необычное?
– Вовсе нет. Она так часто делала. Среди ее талантов есть и умение безудержно веселиться и устраивать все таким образом, чтобы и окружающие получали удовольствие. Гизела может всецело отдаться порыву, придумать что-нибудь в высшей степени увлекательное и очень просто затем все осуществить, без излишней суеты и усиленных приготовлений, которые убивают веселье. Не знаю более стихийной натуры. Наверное, после строгих условностей придворной жизни, когда все спланировано на недели вперед и все совершается неукоснительно по правилам, именно это и очаровало в ней Фридриха. Она – как летний ветер, ворвавшийся в дом, где веками были закрыты ставни.
– Вам она нравится, – заметил Монк.
Стефан улыбнулся.
– Не сказал бы, что нравится, но она всегда казалась мне обворожительной, и впечатление, производимое ею на людей, тоже меня к ней притягивало.
– А какое это впечатление?
Барон устремил на собеседника ясный взор.
– Да разное. Одно можно утверждать: к ней никто никогда не мог остаться равнодушен.
– А что вы скажете об Эвелине и Зоре? Как они относились к тому, что придется играть под началом Гизелы, и какие это были роли?
Стефан ответил с почти непроницаемым выражением лица:
– Эвелина может выступать в роли инженю или даже юноши, и довольно неплохо. Так оказалось и на этот раз. Она была очаровательна. Ухитрилась выглядеть по-мальчишески угловатой и одновременно в высшей степени женственной.
Уильям мог живо представить это и с удовольствием представил. Коварное, юношески свежее личико Эвелины, широко распахнутые глаза и абсолютно женственная мягкость создавали очень увлекательный и даже манящий образ. Ее хрупкая фигурка в мальчишеском костюме все равно должна была остаться, несомненно, женской.
– Но Зору я не могу представить в такой же роли, – сказал сыщик и искоса посмотрел на Эмдена.
Тот ответил не сразу. Только через несколько шагов он снова заговорил:
– Нет. Она была занята в роли верного друга, который приносит известие, необходимое для развития сюжета.
Монк подождал, но Стефан ничего не прибавил к сказанному.
– А кто был главным героем? – спросил тогда детектив.
– Разумеется, Флорент.
– А злодеем?
– О, конечно же, я! – засмеялся барон. – И, признаться, мне моя роль нравилась. Остальные, те, кого вы не знаете, выступали во второстепенных ролях… Да, Бригитта, кажется, сыграла чью-то матушку.
Уильям удивленно моргнул. Может быть, никто не подумал, что поручать Бригитте роль матери жестоко, но сам он оценил это именно так.
– Спектакль увенчался успехом? – задал Монк следующий вопрос.
– Грандиозным. Гизела была великолепна. По ходу пьесы она немного импровизировала, и другим иногда было трудно следовать за ней, но она была настолько остроумна, что никто не обижался. Зрители бурно аплодировали. И Флорент тоже был хорош. Он будто инстинктивно знал, что сказать и как поступить. И как казаться при этом совершенно естественным.
– А Зора?
Стефан изменился в лице. Оживление его исчезло, оставив грусть.
– Боюсь, ей все это не очень понравилось. Она была объектом некоторых довольно забавных выпадов Гизелы, но, так как это нравилось принцу Уэльскому, а также Фридриху, который сидел с ним рядом, она ничего не могла возразить не в ущерб себе. Они почти глаз не сводили с Гизелы, и у Зоры хватило здравого смысла не проявлять своих чувств.