Смертельный лабиринт - стр. 33
– Стойте! – быстро сказала Луиза. Доктор замер с вытянутой рукой. – Стойте! Это третий зал!
– Да, – кивнул Галер, чувствуя, как рука, державшая на весу мешок, стала медленно опускаться.
– Здесь двенадцать залов. Если Обитель имеет форму квадрата, значит, на каждой стороне должно быть по три зала, понимаете? Мы вошли почти посредине здания. Мне кажется, этот зал – последний. Здесь дом поворачивает направо, а значит, дверь…
Галер наконец устал держать мешок и поставил его на плитку.
– В другой стене, – сказал он, – справа от нас. Но я ничего не вижу в ней. Здесь уже темно, надо достать лампу…
С глухим стуком плита, на которую он поставил мешок, просела.
– Черт! – крикнул доктор. – Черт! Потолок!
Он не успел – что-то массивное промелькнуло перед Галером, обдав его потоком воздуха, и со скрежетом остановилось.
– Лиза! – прошептал доктор. – Лиза, вы меня слышите?
Фонтанка, 16
Леонтий Васильевич Дубельт зажег лампу. «Партия еще не закончена», – сказал Крылов. Что он имел в виду, черт бы побрал этого издыхающего бегемота? Дверь кабинета слегка приоткрылась, и адъютант негромко произнес:
– Леонтий Васильевич, к вам Адам Александрович.
– Конечно!
Дверь распахнулась, и в кабинет вошел руководитель Третьей экспедиции Адам Сагтынский. Официально, правда, он не состоял в Третьем отделении и являлся прикомандированным чиновником, но это не помешало ему совершенно естественно и без каких-либо пререканий взять на себя то, чем он занимался уже много лет, – внешнюю разведку. Правда, уже не военную, а политическую. Высокий и очень худой, с каким-то ястребиным лицом, он был совершенно седым. И хотя Адаму Александровичу было уже 58 лет, Дубельт знал, что эта рано появившаяся седина – результат ужаса, пережитого Сагтынским во время плена в 31-м году, когда восставшие поляки захватили его в Белостоке и пытали. Сагтынский никогда не упоминал о характере этих пыток, но Бенкендорф когда-то сказал, что они прижигали гениталии Адаму Александровичу раскаленными на огне штыками. Именно этим якобы и объяснялось его совершенное равнодушие к прекрасному полу. Сагтынский жил в своем доме с двумя сестрами, одна из которых была слепа. Он трогательно заботился о сестрах, но больше никаких женщин в доме не было.