Смертельные инвестиции - стр. 17

Как только он открыл дверь, он услышал, как Ева-Бритт что-то мурлычет себе под нос, – так напевают люди в наушниках, не знающие о том, что их кто-то слышит. Он улыбнулся себе в бороду. Не рассчитывал на то, что она к нему приедет. Он положил покупку в прихожей, осторожно заглянул в гостиную и замер на пороге. Обнаженная Ева-Бритт лежала в шезлонге, закинув ногу на ногу и выставив пышную грудь. Комнату заливал солнечный свет; лучи проникали внутрь через большие панорамные окна. На ковре, покрытом длинными светлыми волосами, отпечатался желтый квадрат. В солнечном свете плясали пылинки. Ева-Бритт покачивала ногой в такт музыке. Все ее тело было словно на пружинах. Подрагивали и ее груди с темно-розовыми сосками. Но лицо в наушниках оказалось уродливым и ненастоящим, как будто она надела маску горгульи из папье-маше.

Почувствовав на себе его взгляд, она открыла глаза. Они блестели, как изюмины на поверхности овсяной каши.

– Что с твоим лицом? – спросил он, как только она сняла наушники.

– Йогурт, – ответило лицо, похожее на овсянку. – Маска для лица. Осторожно!

Он сел с ней рядом и, не удержавшись, погладил нежный изгиб шеи.

– Я думал, ты в университете. – Рука, двигаясь словно по собственной воле, сместилась ниже, к плоскому животу.

– Все утро зубрила, ужасно устала.

– Где твоя дочь?

– У своего отца. – Изюмины в каше потемнели. Она положила ладонь ему на плечо, погладила. – У тебя пальцы холодные.

Она говорила, как будто ей было трудно дышать. Он кивнул и легко пробежал кончиками пальцев по ее груди. Потом нагнулся и лизнул ее щеку.

– Вкусно!

Она хихикнула, когда он пощекотал ее языком; приподняв ее одной рукой за шею, он снова лизнул йогурт. Проглотил.

– Сейчас только половина одиннадцатого, – донесся до него ее голос, словно издалека. Пальцы гладили низ ее живота… Он снова лизнул ее щеку. Проглотил. Снова лизнул… Скоро у нее очистились подбородок и один глаз. Он пытался раздеться, действуя одной рукой, но запутался в свитере.

Ему удалось съесть почти всю ее йогуртовую маску. Под пленкой блеснули алые губы. Он неловко прыгал на одной ноге, пытаясь снять брюки. Упал на пол, с трудом встал на одно колено. Она широко улыбнулась и подала ему руку. Наконец, он тоже разделся.

– Господи, какой же ты толстый! – с довольным видом воскликнула она, высвобождаясь из его объятий. Она попыталась убежать, но он, все больше возбуждаясь, погнался за ней и настиг ее в спальне. Бросился на нее, придавил к кровати… Есть! Она радостно взвизгнула.

Они упали на кровать. Матрас просел почти до пола; угрожающе застонали пружины.

– Ты жива? – заботливо спросил он.

– Кажется, – хихикнула она.

Она заснула в его объятиях. В солнечном свете ее ягодицы казались ослепительно-белыми. Зазвонил телефон. Он постарался высвободиться, не будя ее. Над ними, как брошенная декорация, возвышался каркас кровати. Когда он дотянулся до трубки, она тихо вздохнула во сне и перекатилась на бок.

– Да! – сказал он, заранее зная, кто звонит. – Да, – повторил он. – Еду!

Она перевернулась на спину. Ее освещало солнце. Закинула руки за голову и томно потянулась.

– Кто звонил? – сонным голосом спросила она.

– Гунарстранна.

– Тогда ты лучше иди.

– Ага.

– По-моему, твоему дружку очень не хочется отсюда уходить.

Он ухмыльнулся.