Смерть в салоне восковых фигур - стр. 32
– Как он сможет помочь? – спросил начальник сыскной.
– Сиволапов каждую субботу ходит в Симоновские бани…
– И что?
– Полицейские раздеваются у Торжка в каморке, чтобы кто, не дай случай, оружие не слямзил, так что он сможет, пока Сиволапов моется, обследовать карманы его мундира…
– Что это нам даст?
– Пока не знаю, может быть и ничего, однако попробовать стоит, мало ли в жизни всякого…
– Ну что же, попробуй! – согласился начальник.
И вот, получив дозволение, Кочкин отправился в баню. Торжок готовился к завтрашнему дню, делал это основательно, припасливо. Голому человеку разное может понадобиться, например выпить. Казалось бы, ну кто в бане пьёт, туда же люди по другой надобности ходят! А вот и нет, ну кто в бане был, тот знает. В самой бане это вроде как запрещено продавать, ну так чтобы буфет и прочее, сначала можно было, потом указ вышел, – а у Торжка, пожалуйста, в любом количестве и на любой вкус. Он у себя в маленькой каморке прятал спиртное по углам, за этим занятием его и застал Меркурий. Торжок вздрогнул от неожиданности и чуть не выронил бутылки.
– А ты двери запирай! – сказал назидательно чиновник особых поручений. – Что это у тебя тут всё нараспашку!
– Михей уходил, вот и забыл дверь прикрыть, но завтра он у меня попляшет, – засовывая бутылки под подушку на лежаке, сказал вяло банщик. – Пойду посмотрю, может быть, стащили чего, люди у нас такие…
– Да ничего у тебя не стащили, потом посмотришь, я к тебе по делу пришёл.
– Это понятно, вы ведь без дела к нам не ходите.
– Служба такая. Ну давай, заканчивай. Садись, разговор у нас с тобой будет серьёзный…
– А что случилось? – прикрывая ларь с припасами, зачастил банщик.
– Ничего не случилось, помощь твоя требуется. Только сразу запомни, разговор между нами; если кому что сболтнёшь… – Кочкин сжал пальцы правой руки в кулак и показал его банщику.
– Да как я могу? Вы ведь для меня что отец родной… – начал Торжок, но чиновник особых поручений прервал его.
– Молод я отцом тебе быть! Ты в заросли не лезь, слушай, да и дверь в каморку прикрой. У тебя здесь по субботам городовой один моется – Сиволапов. Знаешь такого?
– Ну как же, Никодим Прохорович… – закрывая дверь на засов, уважительно проговорил банщик.
– Что можешь сказать о нём?
– Да что тут скажешь… – Банщик помял нос толстыми короткими пальцами. – Городовой – он и есть городовой. У них у всех повадки одинаковые, точно у родных братьев. Жадный, жестокий, всё как у других. Думает, все ему должны, а он – никому… – Торжок замолчал. – Да, и ещё начальства боится.
– А ты откуда знаешь?
– Да я всё знаю, баня – это ведь как Страшный суд, тут все люди голые, никуда не спрячешься… По его разговорам понял.
– И какие разговоры он в бане ведёт?
– Да в том-то и дело, что никаких! – энергично мотнул головой Торжок. – Другие городовые, которые сюда ходят, как начнут вышестоящих поносить – такие они и этакие, особенно когда подопьют. А этот никогда худого слова о начальниках своих не сказал. Всегда молчок. Бывало, и спросишь: «Что начальство-то, не свирепствует?» «Нет, – говорит, – у меня с верхами всё хорошо, мы ладим. Да и баня – это не место, чтобы про начальство рассуждать, лучше давай с тобой о чём-нибудь другом поговорим».
– Вот, значит, какой у нас городовой – опасливый! – заметил Кочкин.