Смерть в салоне восковых фигур - стр. 29
Поначалу в городе Никодиму несладко пришлось, ох, как несладко. За что только не брался, что только не делал, чтобы на хлеб себе заработать, однако всё, чем бы он ни занимался, ему не нравилось, другого хотелось, а чего – не знал. И вот задумался Сиволапов, когда трудился подсобным рабочим на смолокурне Вахрушева. Неужто он в деревне не мог в дегтярной рубахе ходить? И взяла его от этой простой мысли сильная кручина, тоска шершавая, днём ещё ничего, а только спать ляжет, принимается она ему по душе коровьим скребком водить. Недалеко было уже до того момента, когда свет меркнет и видится только один выход – удавиться. Но тут, как это в жизни нередко случается, попался на пути Никодиму умный человек. Как попался? Да выпивали вместе. Вот вам и низкий, до самой землицы, поклон водочке за то, что свела чистая с разумным человеком. Сейчас, спустя много лет, Никодим уверен, что тогда приходила к нему сама судьба под видом малознакомого трактирного человека, водки с ним выпила, да и вразумила. «Что, – говорит, – ты на смолокурне спину гнёшь, копоть глотаешь? Ты, паря, того, бросай это дело!» «Бросить-то недолго, – говорит в ответ Никодим, – только потом – что? Куда идти, кому я нужен, таких, как я, сотни!» «Э, нет! – отвечает ему уже довольно пьяная судьба. – Нужен ты, ещё как нужен! Время не теряй, иди и просись на службу в полицию». – «Да разве могут меня в полицию взять?» – «А почему нет? Возьмут, там как раз об эту пору набор идёт, попробуй, не прогадаешь!» Послушался хмельного собеседника, попробовал, и тот оказался прав: взяли Никодима в полицию. Отходил он, сколько требуется, в стажёрах, а потом всё – выдали форму летнюю, форму зимнюю и шашку. Она особенно понравилась бывшему смолокуру. Шашка! Настоящая!
Так из Никодишки стал он Сиволаповым Никодимом Прохоровичем. С отчеством смешно получилось. Никодим отца не знал, да что Никодим, мать не знала. Говорила только, что был грешок, а с кем, не помнила. После этого грешка понесла, пришлось рожать. Назвали Никодимом, поп назвал, глянул по святцам и сказал: «Будет Никодимом! А как там по отчеству? Да кто его, когда по отчеству-то называть будет? Людей не смешите». Вот и не было у него отчества. А в полицию кинулся записываться, там его и спросили. Стоит он, что сказать – не знает. Но по всей видимости, об ту пору таких много было, записывающий огляделся по сторонам и спрашивает у старого полицейского: «Тебя как зовут, Суконкин? Прохором?» Тот кивает в ответ. «Ну вот, значит, будешь ты у нас Никодимом Прохоровичем!»
В начале службы было одно счастье, а потом понял Никодим, что городовой – это не ахти должностишка какая, это самый низ. Дело приходится иметь с разным отребьем. Он на смолокурне и не знал, что такие люди на свете есть. В соре да ошмётках копаться приходилось, и это когда другие жизни радовались, деньгами швырялись, вина заморские пили да разными фрикасями закусывали…
Стал Никодим уж в который раз задумываться: «Что же это ему, всю жизнь в городовых, под дождём да снегом на кривой и бедной улице?» И точно кто услышал его – за усердие и служебное рвение поощрение вышло, ну так ему сказали, хоть и не чувствовал он за собой ни усердия, ни рвения. Но с начальством не поспоришь, в другое место Сиволапова перевели, из уездного города Сомовска в губернию, в самый Татаяр. Да и на том счастье не закончилось, поставили его на улицу Красную. А это уже совсем другое дело, тут жили купцы, и не самые последние.