Смерть в объятиях прибоя - стр. 14

Зачем Вася потащился с мечом вниз по лестницам, а потом на пирс, он и сам не мог объяснить. Был пьян, хотелось романтики. Романтику испортил Сашка, которому Васькино фехтование у него перед носом активно не понравилось, и он разоружил агрессора. Васька отправился искать более доброжелательного общения, а Сашка с мечом остался один на пирсе. Что было дальше, не знал никто. Или кто-то не признавался, что знает?..

Потом Караваев вернулся и пригласил по очереди Бориса, Дину и Никиту. Митя с тревогой поглядывал на Женю, она сидела почти не шевелясь, и глаза были странно сухими и неподвижными. Неужели, она так сильно переживает смерть Сашки? Она почти не участвовала в общих разговорах, только если к ней обращались напрямую, отвечала, но как-то вяло и отрешенно. И на Палия совсем не смотрела. Ни разу.

Наконец, позвали и её. Женя встала, и как-то сразу подобралась и сосредоточилась. Да что с ней, черт возьми?!

– 

Евгения Аркадьевна, расскажите подробно, обо всем, что происходило вчера. Ну, и сегодня утром – тоже, – попросил майор.

– 

Вчера я приехала, – она заговорила почему-то громко, смутилась и замолчала. Потом продолжила тише: – На вокзале меня встречал водитель, Паша. Привез меня сюда, было около четырех часов дня. Одновременно со мной приехала Надежда Кузьменко, на другой машине. Наверное, она прилетела самолетом, и её встретили в аэропорту.

Караваев кивнул. Он уже слышал от Бориса про порядок приезда гостей. Это не имело большого значения, но настраивало рассказчиков на точность.

– 

Когда мы все зашли в дом: Борис, Надежда и я, встретили Дину Марцевич и Ольгу Гилберт, они шли на пляж. Осмотрели первый этаж, и я пошла наверх – хотелось поскорей переодеться и смыть с себя дорожную пыль. Там была Инга, дочь Ольги, она показала, где моя комната.

Ольга слушала сама себя и поражалась, что умеет говорить таким плоским протокольным языком. Впрочем, каким ещё можно разговаривать с майором милиции? Или не милиции и не майором? Какой-то там советник прокуратуры, кажется, так. Не рассказывать же ему про свои чувства, эмоции, воспоминания. Все это шелуха, никому не нужная шелуха…

– 

Потом я спустилась вниз и встретила Митю… Дмитрия Александровича Палия. Он сказал, что только что приехал своим ходом, на машине.

– 

Стоп. Можно вопрос, Евгения Аркадьевна? Почему вы упомянули отчество Палия? И только его.

– 

Отчества других я просто не знаю или не помню. А Митя… Его отец, Александр Викторович был довольно известным художником и преподавал у нас живопись, так что вспомнилось сразу, – растерялась Женя, сама не понимая, для чего она зацепилась за Митькино отчество.

– 

Понятно. Продолжайте, пожалуйста.

– 

На пляже мы пробыли больше часа. Чуть позже туда пришли Палий и Пинчук. А потом Алина Ротман и Никита Дунаев, Алина привезла Гоблина из города на своей машине.

– 

Гоблина?

– 

Извините, Игорь Иванович, это прозвище Никиты ещё с тех пор… В общем, он всегда был Гоблином, – принялась непонятно почему оправдываться Женя.

Караваев усмехнулся. Действительно, Дунаев был на редкость неуклюж и некрасив, даже неприятен внешне. Но умен, этого не скроешь. Гоблин… Беседа с этим Гоблином заставила майора задуматься. Тот говорил так же кратко, как Шереметева, но обдумывал каждое слово, прежде, чем произнести. Почему? Почему он заявлял, что после эпизода с мечом, который он где-то бросил или воткнул в вазон, он почти ничего не помнит? Да и другие его почти не видели. Спал где-то? Если так, то где? И когда потом вернулся в свою спальню, ведь утверждает, что едва не проспал завтрак и чуть ли не последним узнал о смерти Вершинина?