Смерть под псевдонимом - стр. 18

– Порядочек, – сказал Котелков.

Он подошел вплотную. Теперь он видел, что это за каракуль: широкая резаная рана в загустевшей кровавой корке. От шагов Котелкова узкая плетеная кушетка поскрипывала под трупом.

– Понятно.

Горница опустела. В доме слышались шаги солдат, их голоса, Славчев звал хозяйку:

– Костадинка! Где ты, Костадинка?

Котелков посветил фонариком. Вдоль стены валялись разбросанные баулы дипломатического архива. Судя по беспорядку, кто-то второпях рылся в них.

На коврике под правой рукой Георгиева – револьвер. Майор поднял, понюхал – подпоручик стрелял. Кровавые следы шли к двери. Котелков внимательно оглядывал горницу. Домотканое одеяло лежало брошенное на пол в ногах подпоручика. На гвозде висела фуражка с бело-зеленой кокардой. На столе – стакан с недопитым чаем, облатки, наверно хина, косточки сливы на блюдце. На отсыревших стенах – церковная картина с видом Иерусалима и тусклый портрет усатого и завитого мужчины времен оттоманского владычества.

Что же случилось здесь полчаса назад?

Болгарский солдат шепотом позвал майора.

– Кто был в доме? – спросил Котелков.

– Старуха. Больше никого. Она спятила, что-то бормочет.

Вслед за солдатом майор сошел по крутой лестнице в кухню. Горный поток шумел под открытым окном, возле которого на низенькой скамеечке сидела старуха в черной шали. Она не замечала толпившихся в кухне солдат.

– Вот так гости, – оцепенело твердила она. – Вот так гости…

– Что говорит? – спросил у болгар Котелков.

– Бессмыслица, – ответил Славчев. – Не разберу, при чем тут…

– Вот так гости, – внятно твердила старуха, гортанно и резко звучал ее голос. В свете фонарика Котелков увидел, как подагрической рукой она поправила седую прядь.

– Послушай, мама, – тронул ее за плечо Котелков. – Ты не бойся, рассказывай. Мы – русские.

Старуха обратила на него застывший взгляд:

– Вот так гости. Они искали подковы. Я слышала: «Пять подков! Бързо, бързо… быстро!» Потом стали двигать стульями, как будто подметали пол. Потом – выстрел… Они пробежали по лестнице. Один, за ним другой… Вот так гости.

– Ты их узнала, мама? – допытывался Котелков. – Это были болгары или…

Но, видимо, ужас мешал ей ответить членораздельно.

– Вот так гости, – бормотала старуха.

Нет ничего прелестнее болгарских городков на рассвете, когда вчерашняя пыль улеглась и горы чисты над крышами, а в палисадниках благоухают розы и качают своими пушистыми головками астры, и даже конское ржание просыпающихся солдатских обозов не нарушает этой простодушной прелести.

Едва светало, когда Шустов растолкал во дворе шофера спецмашины и поднял полковника Ватагина. Они выехали еще до того, как на дорогу вытянулись колонны грузовых машин, минометные батареи и конные обозы.

С радиостанцией полковник теперь, в Болгарии, не разлучался. И младший лейтенант Шустов рядом, в машине, – с ним веселее. Удивительный человек этот Славка: и отважный воин, и в то же время легкомысленный мальчишка. На Миусе он спас бетонный мост: влетел на мотоцикле под огнем противника, когда до взрыва оставалось секунд двадцать, и затоптал бикфордов шнур. Потом спрашивали его – он и сам не знал, как это случилось. Но числилось за ним и много смешного: однажды он впотьмах принял тол за мыло и отдал хозяйке на стирку кусочек взрывчатки. Офицеры дразнили его: «Ну как, мыло не кончилось? Не смылил?» На это Славка не обижался. Щеголь он был отчаянный и, хотя перестал носить планшет и спрятал финку с янтарной рукоятью, но перед каждым рейсом надраивал до полного блеска свои шевровые сапоги.