Смерть отца - стр. 23

– Ромео и Джульетты? – смеется Филипп. – Не больше и не меньше. Почему? Из-за сильной любви, которая преодолевает все трудности?

– Нет, – краснеет соседка, – именно потому, что в наши дни невозможна такая сильная любовь.

– Вы так считаете? Вы, еще такая молодая, – бросает Филипп на нее заинтересованный взгляд.

– Этому научила меня жизнь. В наши дни слишком многое может встать между влюбленными.

– Разрешите представиться, – Филипп кланяется девушке. – Доктор Ласкер.

– Кристина.

– Кристина?!

Лицо девушки густо краснеет.

– Почему мое имя вызывало у вас такое удивление?

– Извините меня, – пришла очередь смутиться Филиппу, – извините меня, Кристина, просто в воображении я назвал вас абсолютно другим именем.

– Что это за имя, разрешите спросить вас? – светлые ее глаза расширяются.

– Мириам. Из одной колыбельной песенки. Быть может, вам тоже знакома эта песенка Гофмана?

– Нет, – огорчается Кристина, – не знакома мне эта песенка. Но имя Мириам вовсе мне не чуждо. Имя матери моей бабушки была – Мириам, а отца бабушки – Давид. Но саму бабушку назвали Кристиной, а деда – Вильгельмом. А мне дали бабушкино имя.

– Но внешне, – Филипп всматривается в нее, и она смущенно опускает глаза, – внешне, Кристина, вы больше напоминаете Мириам.

Глаза Кристины, чудится, брызжут искрами.

– Чем вы занимаетесь, Кристина?

– Изучаю юриспруденцию в Берлинском университете.

– А-а, значит, мы коллеги по профессии, – протягивает ей руку Филипп, – я юрист. – И после долгой паузы. – Вы часто бываете в доме Леви?

– Да, часто. Инга моя подруга. Мы с ней подружились на уроках гимнастики. Дом Леви был почти рядом с нашим домом. Я не из Берлина.

– Как это здорово, Кристина, что вы любите спорт, – говорит Филипп с непонятным облегчением, и оба закатываются смехом.

– Вы – человек веселый, – говорит Кристина.

– Не всегда. Но сегодня у меня хорошее настроение, – говорит Филипп.

– Смотрите, – краска возвращается ей на лицо, – остались только мы вдвоем, давайте догоним всех, – она старается высвободить свою руку из его руки.

– Пожалуйста, – говорит Филипп, но руку ее не отпускает.

И так, рука в руке, молча, торопятся они по тропинке сада, пока не видят всю праздничную компанию. Последними идут Гейнц и «вечный банкрот».

– Ты, естественно, не знаешь новости, взбудоражившей деловой мир, а, Гейнц? – находит момент его собеседник, чтобы выполнить то, о чем просил его дед.

– Нет, – коротко обрывает его Гейнц, – не знаю и знать не хочу.

– Тебе стоит знать эту новость, Гейнц, – поправляет «вечный банкрот» очки, – не думай, что ты все знаешь и умнее всех. Тебе все же стоит получать дельные советы от человека, разбирающегося в больших делах.

– Так? Речь о больших делах? – выражает удивление Гейнц. Не очень-то он любит новые дела деда и его агента.

– Большие дела, без сомнения, – упрямится собеседник.

– Гммм… Ну, ну, послушаем и увидим.

– Ага! – радостно выкрикивает «вечный банкрот». – Ты не знаешь, естественно, того, что известно мне: Габриель Штерн продает семейные акции.

– Что это означает? – удивляется Гейнц.

– Это означает, что Габриель Штерн отстраняется от дел своей фирмы.

– Откуда тебе это известно? – с явным подозрением смотрит на человечка Гейнц. – На бирже, что ли, узнал?

– На бирже, на бирже! – в голосе человечка явная травма от такого грубого незнания Гейнца. – Да разве акции такого гигантского предприятия будут продаваться на бирже? Их продают через банки, и это – тайна из тайн.