Смерть на кончике хвоста - стр. 44
– Плебейка! – Нинон саркастически затрясла пудовой грудью. – Возвращайся в свой Днепропетровск. Не думаю, что такая обеспеченная дамочка, как эта твоя Дарья Литвинова, будет бегать с группой от одной достопримечательности к другой. Может, она вообще в Монте-Карло отправилась, капиталы спускать. Или решила оттянуться с возлюбленным среди орхидей. Таким женщинам туры не нужны, они их унижают. Ясно выражаюсь?
– Куда уж яснее. – Наталья нахмурилась. Проницательная Нинон только озвучила ее мысли, не больше.
– И потом этот ее кекс… Как, ты говоришь, его зовут?
– Денис.
– Ага. Этот Денис – типичная акцентуированная личность с ярко выраженными фобиями. Сегодня он кладет ключ в ящик, а завтра… Завтра он припрется и начнет высаживать двери. Хотела бы я на тебя посмотреть в этот момент.
– Он уехал в Москву. И будет десятого. То есть только завтра.
– Его письмо у тебя?
Наталья достала из портфеля письмо и протянула его Нинон. И пока раскрасневшаяся от эклеров Нинон изучала неровные и отчаянные строчки, Наталья молча любовалась подругой. Подглядывание в замочную скважину и участие в чужих судьбах делает Нинон чертовски привлекательной. Этакая стокилограммовая праматерь человечества, всевидящее око и перст судьбы по совместительству.
– Ну все понятно, – Нинон оторвалась от увлекательного чтива и взглянула на Наталью. – Что и требовалось доказать. Никуда он не уйдет от этой твоей Дарьи. Влюблен по уши и шантажирует.
– Откуда ты знаешь?
– А чего тут знать? Проклинает, швыряет в морду обвинения, а потом приписывает: если передумаешь – позвони. А в подтексте есть еще и продолжение: если не передумаешь – позвоню сам. В дверной звонок. Так что жди визита. А лучше – забудь ты про эту квартиру.
– А собака?
– При чем здесь собака? Дело ведь не в собаке, правда? Тебя достала коммуналка, хочешь вырваться хоть на день, пожить другой жизнью. Правда?
Не в бровь, а в глаз.
– Правда, – вздохнула Наталья.
– Это опасно. Поверь мне.
– Нинон! Что за философские беседы? Ты же ведешь совсем другую рубрику.
– Сегодня ты осела в ее квартире, а завтра захочешь стать ею самой. Что будешь делать, когда она вернется, эта твоя Дарья?
– Тоже вернусь. В свою жизнь.
– Давай, что ли, коньяку хряпнем. – Нинон сложила письмо и протянула его Наталье. – Не нравится мне вся эта ситуация.
– Почему?
– Журналистское чутье. Из своего круга вырваться невозможно. – Нинон поднялась, проплыла в сторону стойки и вернулась с двумя бокалами коньяка.
Они молча выпили.
– У меня нет своего круга, ты же знаешь, – вздохнула Наталья. – Дом – работа, работа – дом.
– Это не имеет значения. Я тебя двое суток не видела, а какие кардинальные изменения! Волосы перекрасила. Сигареты дорогие куришь.
– Я не могу…
– Не можешь не соответствовать чужим вещичкам. Понятно. Не дури, Наташка. Это – не твоя жизнь.
Приступ ярости подступил так внезапно, что Наталья едва удержалась, чтобы не плеснуть в Нинон остатками коньяка. Нинон права. Права во всем. Будь проклята чертова доберманиха, будь проклят чертов Денис, будь проклят чертов ключ и Дарья Литвинова заодно. Они как будто созданы, чтобы показать ей, Наталье, ее собственную несостоятельность. И будь проклята Нинон, которая подводит под все это теоретическую базу. И она вдруг сказала – только потому, чтобы хоть что-то сказать: