Смерть моя, жизнь моя - стр. 21
Он должен сделать её своей. Сегодня, сейчас. Он видел, как реагировали на неё все эти молодые драххи. И слышал, как на них реагировал её узор Прада.
Девушка, которая подходит чуть ли не каждому. Откуда она такая взялась и как её умудрились проглядеть?
На эти вопросы он ответит потом. После того, как соединит её силу со своей, как сделает её женщиной... Когда уже никто не сможет на неё претендовать.
Эллинге решительно толкнул створки, входя. Традиция требовала ритуальных одежд, постепенного обнажения перед женой.
Он не любил этих глупых людских традиций, считал условностями. Да и опытные женщины, которые до сих пор бывали у него, не слишком пугались драххового тела. Даже когда на коже проступала чешуя. Во всяком случае, они в последний раз закрывали глаза полностью счастливыми.
Но ради молодой жены он облачился в лёгкие домашние брюки и расшитый серебром шёлковый синий халат, распахнутый на груди. Пусть рассматривает, лишь бы...
От этого «лишь бы» внутри всё взводилось пружиной. Если бы не одежды, он мог бы и не удержаться, накинуться на неё сразу же.
Она стояла посреди спальни. В длинной, струящейся ночной рубашке. Светлые распущенные волосы лились по плечам тяжёлым каскадом. Он приблизился, склонившись к этим чудесным волосам, вдохнул их аромат. Аромат девственности, чистоты и яркого огня Прада.
Коснувшись пальцами щеки, повернул к себе её лицо.
И замер, увидев её глаза.
Огромные, наполненные слезами. Губы дрожали, как и руки.
— Иви, — шепнул он, пробуя на вкус её имя.
Губы манили, пьянили. Он даже не помнил, когда испытывал такое влечение к женщине.
Хотелось скинуть с неё сорочку, любоваться изгибами, целовать, овладеть ею... множество раз. Столько, сколько позволит огонь Прада.
Девушка сжала зубы, словно с трудом сдерживая гримасу отвращения. Ему захотелось что-нибудь разнести. Схватить её за волосы, содрать рубаху, заставить...
Впервые за столько лет появилась та, кто может подарить надежду. Та, кто выдержит его силу, примет его семя, сможет выносить наследника.
И она, в отличие от остальных женщин, не смотрела на него с восторгом и вожделением. Она дрожала, готовая отклониться, оттолкнуть.
— Я твой муж, — произнёс он, укрощая клокочущую ярость, раздирающее желание напомнить, кто здесь мужчина и хозяин.
Девушка глухо всхлипнула.
— Я буду нежен, — шепнул он, коснувшись её щеки, длинной стройной шеи.
Подхватив на руки, он уложил её в кровать. Скинул с себя халат, открывая плечи — широкие, по которым с таким удовольствием водили ладонями редкие любовницы. Коснулся тесёмок её рубашки. Молодая жена ухватилась за ткань, словно это могло его остановить.
— Ну же... позволь мне показать тебе, какое наслаждение может ожидать женщину...
Его голос сделался хриплым, кончики пальцев с наслаждением скользили по нежной коже опаляющими прикосновениями.
Он не привык говорить всякие глупые нежности. Но девочку хотелось успокоить. Он чувствовал свою вину: поспешил. Не дал ей привыкнуть. Узнать себя.
Илесс закусила губу. По её щекам заструились слёзы. Боясь двинуться, она лишь лежала и смотрела на него огромными голубыми глазами, словно готовясь взойти на эшафот.
Нет, это немыслимо! Он вдруг ощутил себя каким-то прямо насильником. Он, Эллинге Сольгард, Наместник Эрсе! Да пожелай он, и каждый день в его кровати была бы женщина, жаждущая внимания такого высокопоставленного и красивого мужчины! Он не пользовался этим только потому, что знал, чем для обычных человеческих женщин оканчивается близость с драххом, тем более его уровня. Но чтобы избранница, жена, смотрела на него, словно на какое-то ужасное чудовище!