Смерть меня подождет - стр. 67
– Ишь ты, ершистый какой, и здороваться не хочешь? Звать-то тебя как?
– Ну, Глеб.
– Имя подходящее. Что же ты тут делаешь?
– Вчерашний день ищу.
– Да ты, паря, опупел, что ли? Делом спрашиваю: куда идешь? – повторяет сдержанно Василий Николаевич.
– В жилуху… – бурчит тот недовольным тоном.
– Видать, широко шагаешь: штаны порваны, да и подметок не осталось, – говорит Трофим и оборачивается ко мне. – Останавливаться придется, что-то неладное с парнем. Тут и пообедаем.
Мы быстро развьючиваем оленей, но животные не идут кормиться, так и остаются возле дымокуров. Меня очень встревожила эта неожиданная встреча. В поведении Глеба была какая-то странность. Не случилось ли что в подразделении?
– Ты у рекогносцировщика Глухова работал? – спрашиваю я.
– У него.
– Где же он сейчас?
– По речке Люче двинулся вверх.
– Разве на Окононе закончили работу?
– Кончили, иначе не поехали бы на Лючу.
– А ты почему не пошел с отрядом?
– Ну чего пристали? Не пошел, и весь сказ. Что я, пленный, что ли?
Глеб молча встал, расшевелил ногою костер и, не поднимая головы, уперся взглядом в огонь. В позе упрямство. Длинные руки кажутся ненужными, он не знает, куда их деть. Ноги тонкие, слабые. Лицо до крови изъедено комарами. Достаточно взглянуть на носки развалившихся сапог, перевязанных веревочкой, на разорванную штанину, чтобы увидеть беспомощность этого человека.
– Как же ты это, собравшись в такую дальнюю дорогу, не запасся шилом, дратвой и иголкой для починки? Ведь через пять километров будешь голый и босый! – серьезно подступает к Глебу Василий Николаевич. – И неужели ты думаешь, что отсюда можно человеку, не знающему местности, выбраться, да еще такому неопытному?
– На плоту уплыву… – упрямится тот.
– На плоту? А знаешь ты, как вяжется плот и можно ли по Зее плыть? За первым поворотом пропадешь.
– Э-э, какой люди! – возмущается Улукиткан. – Куда идет – не знает, что слепой. Тут дурной тайга, кричи, зови, никто не придет…
– Зачем ты ушел от Глухова? Что произошло у вас?
– Говорю, ничего, ушел, и все!
– Чего вы к парню пристали? – улыбается Трофим. – Сейчас пообедаем, настроение у него исправится, он и сам все расскажет.
Пока готовили обед, я заглянул в его рюкзак и поразился, с каким мизерным запасом продовольствия этот человек решил пересечь огромное пространство, отделяющее его от населенных мест. Пригоршни три хлебных крошек, две банки мясных консервов, узелок соли и три кусочка сахару не первой свежести – вот и все. Ни топора нет, ни котелка, ни ложки, ни лоскута для заплаток. Только безумец мог отважиться на такой шаг. Или какие-то особые обстоятельства заставили его внезапно бежать из подразделения, прихватив что попалось под руку.
– Как же ты, Глеб, хотел сделать плот? – спрашиваю я. – Ведь у тебя и топора нет.
– Натаскал бы валежника…
– Из валежника плоты не вяжут, сразу на дно пойдешь. Нужен сухостой, а его без топора не возьмешь.
Глеб молчит, но взгляд его отмяк.
– Может, закурить дадите? – говорит он просящим, извиняющимся тоном.
– Так бы давно, с этого и надо было тебе начинать. Садись рядом. С хорошим человеком приятно посидеть, – приглашает Василий Николаевич. – Вот тебе кисет, закуривай. Бумажка есть?
– Ничего у меня нет…
– Ну и путешественник! Сколько тебе лет?
– Девятнадцать.
– Говоришь, уже пожил? Внуки есть?