Смерть меня подождет - стр. 53
– Чужой всегда лучше, а разберись – из одной пачки, – ответил Василий Николаевич, запихивая в карман кисет, и вдруг повернулся к женщине: – Снимайте котомку, показывайте, что в ней, – сказал он приглушенным голосом.
Женщина, не понимая русского языка, удивленно посмотрела на него и перевела вопросительный взгляд на мужа. Тот что-то сказал ей по-эвенкийски, и она, развязав на груди мешок, сбросила ношу.
Увидев, что мы перекладываем из ее котомки в рюкзаки банки, мешочки, Гаврюшка вдруг забеспокоился, тоже развязал свою котомку, показывая, как на базаре, содержимое. Но Василий Николаевич сделал вид, будто не замечает его.
– Отдыхать будете или пойдете? – спрашиваю я, стараясь придать своему голосу ласковость.
– Маленько посидим, потом догоним вас, – ответил Гаврюшка, передавая свою трубку жене, а по лицу его тучей расплывается обида: не понравилось, что мы не разгрузили его котомку.
Тропа ведет на подъем и выводит нас в левую разложину. Неожиданно перед нами появляются из ольховой чащи два оленя-быка.
– Где-то близко лагерь каюров, – бросает Василий Николаевич.
Олени вдруг встрепенулись, вертят головами, нюхают воздух, понять не могут, откуда донесся звук. Животные поворачиваются к нам… Два-три прыжка в сторону, и они стремглав скачут по низкорослому ернику.
– Да ведь это сокжой! – кричит Василий Николаевич, хватая меня за руку.
А звери уже перемахнули разложину, торопятся на верх отрога. Какая легкость в их пугливых прыжках! Как осторожно они несут на могучих шеях болезненно-пухлые рога! Как ловко скачут по россыпи. Но любуемся недолго. Вот они выскакивают наверх, на секунду задерживаются, повернувшись к нам, и исчезают. За ними бросаются собаки, но куда там!..
Шумит ветер. Сыплется мелкий дождь. Тропа вьется змейкой в гору. Впереди темно-зеленые стланики обрываются под выступами скал. Дальше голые курумы, потоками сбегающие навстречу растительности. Мы собираем сушник для костра, укладываем его поверх котомок и берем последний подъем.
Под ногами неустойчивая россыпь угловатых камней. Поднимаемся тяжело. Одежда мокнет от дождя. Кажется, уже близка и вершина. Но увы!.. За первым изломом ее не видно. Терпеливо поднимаемся выше, но и тут нас поджидает разочарование: главная вершина гольца, где стоит пункт, еще далеко за глубокой седловиной. Мы видим на ней пирамиду, две палатки и струйку дыма. Это подбадривает нас.
Неохотно спускаемся на седловину, жаль терять высоту.
Бойка и Кучум, почуяв жилье, мчатся к вершине. Мы видим, как они выскочили к палаткам, как там, на краю скалы, появились три человека и, заметив нас, машут руками. Затем двое из них спускаются навстречу.
– Нина! – кричит Василий Николаевич женщине, оставшейся на скале. – Клянитесь, что угостите оладьями, иначе повернем обратно-о!
– Поднимайтесь, не пожалеете! – доносится оттуда.
Нас встречают Новопольцев с рабочим, отбирают котомки, и мы взбираемся по выступам скалы.
На этой скучной вершине гольца, одиноко поднимающегося над ближними горами, вот уже с неделю работают наши астрономы Новопольцев и Нина Бизяева. С ними рабочий Степа, шустрый и разговорчивый парень. Пока он поднимался с нами, неся мою котомку, успел рассказать всю свою несложную биографию и даже личные секреты. Астрономам, видимо, уже надоело слушать его бесконечные повторы, и он обрадовался гостям, обрушился на нас. Еще не вышли на вершину, а мы уже знали, что у него от брусники бывает расстройство желудка, что он «страстный рыбак, но забыл взять с собою крючки, что в прошлом году ему доктора вырезали слепую кишку…».