Смерть Аттилы - стр. 2
И у пепелища одного из очагов, спаленного его воинами, он видел живой скелет девочки, умирающей от голода. И проехал он мимо нее. И, не спросясь хозяина своего – сына Железной скалы и Огня небесного – его сердце подобрало глаза девочки. И были они также красивы, как и глаза у той газели. И была она деткой ее…
И были то поля побед его. И не стоили они и одной слезинки этого ребенка…
Варвар застонал и открыл глаза. В прыгающем свете факелов сидел колдун Гунал. Он спал и бормотал заклинания. Колдун устал. Который день он с ним и день и ночь.
Аттила толкнул его и спросил:
– Почему, колдун, я проехал мимо девочки?
Гунал со сна ничего понять не мог. Да и что он мог ответить? Ведь тогда у Аттилы его не было. Цаpя Аттилу сопpовождал другой Аттила. Тот, который со дня рождения жил в нем. И тот Аттила не был охотником. И не снедала его страсть к войнам. И равнодушен он был к бpанным победам. И было у него другое сердце – мягкое, любящее, отзывчивое. И мыслил он по-другому. Он бы не проехал мимо заживо умирающего ребенка. А царь Аттила сделал это.
– Хороший сон привиделся тебе, повелитель, – невпопад смошенничал Гунал. – Девочка – это к диву. Тебя ждет чудесное исцеление.
Великий варвар ожег колдуна уничтожающим взглядом. Гунал съежился. Задрожал. Кто-кто, а он знал, что обычно следовало после такого хлыста. Всего лишь один жест. И все.
– Плут! – тихо произнес царь. – И мальчика я видел.
– А это – прибыль, Великий Аттила, – заюлил толкователь. – Большая добыча. Новая победа.
– Да будет тебе известно: то и другое – моя больная совесть, – обдав Гунала презрением сказал царь, а потом, проскрежетав зубами, добавил:
– Мошенник ты, а не чародей. У колдунов есть третий глаз. Он зрячий. Он видит то, что неподвластно и царям. А твой глаз – в бельме.
Отвернувшись от него, Аттила смежил веки.
… Полыхнуло в груди. Кровь бросилась в голову. Но Аттила не оторвал губ от чаши, пока не осушил ее. И хотя напиток был студен и ломил зубы, жара в нем было поболее, чем в горниле кузнеца.
Пирующие смотрели на царя разинув рты. Мало кому из них за pаз удавалось опустошить ту чашу. Захлебывались кашлем, обливались слезами. А он – одолел. Опрокинув ее кверху дном и с хрустом надкусив необычную для себя закуску – моченое яблоко, Аттила весело провозгласил:
– Этот напиток достоин моей победы!
И пошла чаша по кругу. Разговаривая со своими соратниками, Аттила цепко следил за ними. Каменный взгляд его, однако, с каждой минутой становился все теплей и теплей. По жилам побежали огненные струи, сделавшие его беспричинно веселым и глумливым. Когда, завершив круг, кравчий вновь поставил ему под руки наполненную чашу, Аттила осушил и ее. Больше он не пил, но настаивал, чтобы пили другие. Аттила сразу сообразил, что это огненное заморское вино – опасная штука. Чрезмерно расслабляет и делает человека не таким, какой он есть на самом деле.
Аттила поймал себя на том, что он из немногословного Великого Гунна превращается в бесшабашного говоруна. А его родственник, толстый Дагригилла, вызывавший в нем омерзение своими всегда засаленными губами, стал казаться ему славным парнем. Дагригилла приходился братом его жены. Она такая же жирная, тупая, да еще и безобразная. Это сестра заставила Аттилу жениться на ней, потому что она была дочерью вождя одного из могущественных родов их племени. Хотя Аттила происхождением был не ниже, но в богатстве и в многочисленности воинов их род уступал.