Размер шрифта
-
+

Смех Again - стр. 3

– Пошли, – сказала она, – здесь недалеко…


– Кто ты?

– Молчи.

– Тебе плохо?

– Очень. Молчи. Закрой дверь. Никого не впускай.

– Тётя Зоя скоро придёт, у неё есть ключи, что я ей скажу?

– Скажешь,

Я твой брат.

Приехал в гости.

Скажешь,

Заболел.

– Но она… не поверит.

– Она поверит. Говори, и сама поймёшь, что говорить. Я помогу. Не думай. Просто говори.

А сейчас молчи. Молчи.

Нужна тишина.

Тишина.

Тишина.

Тс-с-с-с-с-с-с-с…

Иглы, имена & телеграммы Part 1

Иногда мне кажется, что главная причина того, что произошло, в том, что мне с детства не нравилось моё имя. Не то чтобы мне прямо в роддоме не понравилось сочетание звуков, которым меня нарекли. Но в тот момент, когда я осознал, что у окружающих тоже есть имена, моё мне разонравилось окончательно.

Вокруг меня непринуждённо передвигались в пространстве Сашки, Сантёры и Шурики.

Вокруг меня стреляли из рогаток и ставили подножки Димки, Димоны и Димасы.

Дёргали за косички и воровали велосипеды Жеки и Жендосы.

Получали двойки, кидались собачьими какашками Серёги, Юрчелы, Вовики, Ромчики и Витюхи.

И только я – словно в белых бабских коньках на катке – торчал у всех на виду со своим дурацким, отвратительным, ни в какие ворота не лезущим «Артём».

Артём. Застрелиться можно.

Застрелился бы. Особенно когда узнал, что изначально меня хотели назвать Александром.

То есть Сашкой.

То есть Сантёром, Шуриком, Шурдосом, Шурмапедом.

– А почему не назвали? – спросил тогда четырёхлетний я.

За неделю до того, как я с божественной прыткостью покинул лоно моей матери, в далёком Мурманске появился на свет крепкий голубоглазый мальчик. Мой двоюродный брат. В его свидетельство о рождении вписали: Александр.

– Но почему Артём-то? – недовольно спрашивал я. – Артём-то зачем?

Затем, что ни по маминой, ни по папиной линии Артёмов ещё не было. А Александр теперь, соответственно, был. Мурманского кузена по этой причине я ненавидел до десятилетнего возраста. Как оказалось, впрочем, зря.

Но больше всего бесило то, каким отчеством я награжу своих детей. Сын мой с детства станет носить идиотское клеймо «Артёмович». А бедная моя дочь будет до конца жизни страдать какой-то нереальной «Артёмовной», дружить с ней нормальные люди откажутся, и хорошего мужа она себе не найдёт.

Какое бы имя я ни подставлял, получалось всё равно мерзко: Наталья Артёмовна… Не-а. Валерия Артёмовна? Тьфу!.. Ксения Артёмовна? Вообще на голову не натянешь… Будущую дочь нужно было спасать. В четвёртом классе я стал выписывать в тетрадку все имена подряд. Потом – просто все слова женского рода. Исписав 96 листов, я с ужасом понял: единственное благозвучное сочетание, пришедшее мне в голову, – Ракета Артёмовна.

Тетрадку я порвал и сжёг за домом. После чего решил вообще не жениться. Потом я привык. Потом мне стало пох.


Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж


Звук, который сопровождает тебя постоянно, становится безликим. Все эти «тик-так» со стены в зале, шум воды в трубах и урчание холодильника.


Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж


Во время войны водители засыпали на ходу, за рулём прямо под взрывы бомб. Они их не слышали. Тут главное привыкнуть.

Люди, живущие возле железнодорожного полотна, не просыпаются посреди ночи. А днём просто делают телевизор погромче. Они не слышат стука колёс.


Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж


Можно, не спеша, есть под звук вбиваемых в землю свай. Можно спокойно спать под гул взлетающих самолётов.

Страница 3