Слуга Божий - стр. 9

Я повернулся.

– Конечно, – кивнул, обещая себе, что впредь даже мысленно не стану произносить формулировку «дам руку на отсечение».

А чуть позже подумал, стрелял ли Поммель и в этот раз наугад или же от кого-то получил рапорт о наших похождениях. Но если так – от кого?

Мещанам запрещено надевать алое, ибо это цвет благородного сословия. Но Гриффо Фрагенштайн осмеливался носить на плечах плащ не просто сиявший чистейшим пурпуром, но и вышитый к тому же золотыми нитями, что складывались в форму Трех Башен – герба, принадлежавшего его отцу.

– Мое имя Мордимер Маддердин, и я лицензированный инквизитор из Равенсбурга, – представился я.

– Рад вас приветствовать, мастер, – сказал он вежливо и пригласил меня садиться. – Не желаете ли позавтракать вместе со мной?

– С большим удовольствием. – Я следил, как он раздает слугам приказания насчет еды. Высокий крепкий мужчина, на его широких плечах покоилась голова несколько странной продолговатой формы, словно ее сдавили в тисках. Даже длинные буйные волосы, спадавшие на плечи, не могли скрыть сей изъян. И все же Гриффо Фрагенштайн не производил впечатления урода, над которым только и смеяться (позже я узнал, что за глаза горожане кличут его Господином Яйцеглавом – но лишь наверняка зная, что слова эти никто не услышит). На лице его читалась решимость, взгляд был быстр и проницателен. Даже когда Фрагенштайн усмехался, глаза оставались оценивающими, внимательными и невыразительными.

– С удовольствием помогу вам, насколько это в моих силах, господин Маддердин, – сказал Фрагенштайн, ознакомившись с подписанными Поммелем полномочиями. – Но…

Поскольку он не продолжал, я позволил себе спросить:

– Да?

– Думаю, если Захарию Клингбайля настигла месть ведьмы, то он заслужил все, что с ним случилось!

– О нет, господин Фрагенштайн, – ответил я твердо. – Даже самый свирепый преступник не заслужил страданий, причиненных ведьмой. И не потому, что они столь ужасны, но потому, что страдания следует причинять лишь во имя закона и согласно требованиям его.

– На Клингбайля пал гнев Божий! – отрезал он.

– Вы полагаете, наш Господь мог использовать ведьму, дабы наказать этого человека?

– Я ничего не полагаю, мастер Маддердин, – пошел он на попятный, понимая, что ступил на зыбкую почву религиозных вопросов, и опасаясь, как бы сие не закончилось худо. – Я его попросту ненавижу и надеюсь, вы понимаете причины этой ненависти?

– Ненависть – шалая сука, господин Фрагенштайн. Не удержишь ее на цепи, и порвет тебя самого…

– Значит, не понимаете, – вздохнул он.

– Призвание инквизиторов – делиться с людьми любовью, а не ненавистью, – отвечал я. – Но если спрашиваете, понимаю ли я ваши чувства, то отвечу: понимаю их. Задам же лишь один вопрос, господин Фрагенштайн. Убеждены ли вы, что именно Захария Клингбайль убил вашу сестру?

– Захария Клингбайль убил Паулину. Это истинно, как и то, что Иисус Христос сошел с креста своей муки, карая грешников, – торжественно сказал Гриффо, кладя ладонь на сердце.

Я удивился, поскольку в его словах не было ни капли лжи. Конечно, он мог верить в то, чего не было на самом деле. И конечно, я, неопытный инквизитор, мог ошибаться, оценивая сказанное хитрым купцом, но в словах его не звучало ничего, кроме страстной веры в справедливость своих обвинений.