Размер шрифта
-
+

Слуга Божий - стр. 16

– Пусть вам Бог поможет.

– Господин Клингбайль, я пока что занимался вашим сыном. К счастью, нынче он в безопасности, и не грозит ему ничего, кроме болезни, с которой, надеюсь, он справится. Теперь же пришло время заняться кое-кем другим. Что вы знаете о сестре Гриффо?

– О Паулине? Здесь все всё знают, господин Маддердин. И наверняка все рассказали бы вам то же самое. Упрямая, словно ослица, пустая, словно бочка для солений. Презирала тех, кто не был ей полезен. Никого не уважала, а ноги раздвигала перед каждым, кто приходился ей по вкусу.

– Ну, все это мне известно. – Я усмехнулся. – Как долго ваш сын с ней встречался. Любил ли ее?

– Любил, – ответил купец, поразмыслив. – Знал обо всем, но любил.

– Он захотел остаться с нею, даже, возможно, жениться, она не согласилась – и тогда он ее зарезал. Что скажете?

– Вы должны защищать моего сына или обвинять? – взглянул на меня хмуро Клингбайль.

– Я должен установить правду, – смиренно напомнил я ему. – Кроме того, он сам во всем признался. Так?

– «Признался»! – фыркнул Клингбайль. – Хороший палач заставит допрашиваемого признать, что тот – зеленый осел в розовую крапинку!

– Хорошо сказано! – рассмеялся я шутке и подумал, что обязательно ее запомню. Но тотчас сделался серьезным. – Вашего сына не пытали. Более того… Он рассказал обо всем и признался по собственной воле.

– Нет, – сказал купец жестко и решительно. – Никогда в это не поверю.

– Подожду, пока он придет в себя, – и расспрошу его. Только не знаю, изменит ли это хоть что-то. Были у нее друзья? – вернулся я к Паулине. – Может, поверенная в сердечных делах?

– Она не любила людей, господин Маддердин, – покачал головой Клингбайль. – Не слышал я ни о ком подобном. Только Гриффо был с ней действительно близок. И люди болтали об этих двоих разное…

– Ах-х, вот так дела, – бормотнул я про себя.

Кровосмешение было грехом и преступлением, может, и не повсеместным, однако то и дело из разных краев доходили слухи о родственниках, что жили как мужья и жены, об отцах, что соблазняли дочерей. Не говоря уже о грешных отношениях, что связывали двоюродных братьев и сестер, или о забавах отчимов с падчерицами, мачех с пасынками. Порой такие связи карались смертью, порой хватало порки и публичного покаяния. Но Гриффо и Паулину, рожденных от одного отца, могли публично судить и повесить, если бы их грешные отношения оказались раскрыты. В том случае, конечно, если кровосмешение действительно имело место, а не было всего лишь выдумкой завистников и очернителей.

– У них был общий отец, верно?

Клингбайль покивал.

– А мать? Где ее мать?

– Шлюха шлюху родила, – скривился он. – Граф путешествовал с миссией от Светлейшего Государя к персидскому шаху. Год его не было, и привез младенца. Мать умерла во время родов.

– Персиянка?

– Дьявол ее знает! Может, и так, – добавил он, подумав. – Паулина была смуглой, черноволосой, с огромными темными глазами. Нравилась, потому что таких женщин у нас мало…

– Значит, думаете, Гриффо убил сестру из мести – за то, что изменяла ему с вашим сыном?

Он понуро кивнул.

– Нет, господин Клингбайль, – пришлось мне развеять его подозрения. – Фрагенштайн в тот день был на приеме, организованном купеческой гильдией из Миштадта. Есть несколько десятков свидетелей. А учитывая, что он держал там речь, трудно предположить, будто его просто плохо запомнили…

Страница 16