Случайный ребенок босса - стр. 41
Надеюсь, приём сильно не задерживается, и я успею вернуться на работу к десяти часам.
Внутрь меня приглашают буквально через несколько минут.
— Рассказывайте с чем пожаловали, Олеся, — благодушно начинает доктор, открывая электронную карту.
— Кажется... я беременна, — выходит сдавленно и похоже на писк.
Врач смотрит на меня поверх очков и понимающе кивает.
— Когда была последняя менструация?
— Три недели назад.
— Делали тест?
— Да.
— Он показал результат? — кажется, я слышу в её голосе удивление, но лицо остаётся бесстрастным и внимательным.
Никакого осуждения или пренебрежения. Это придаёт смелости.
— Да. Но... я не знаю, как это возможно… Может, вы объясните. Понимаете, половой контакт был у меня намного ранее. Намного, — быстро говорю я, надеясь, что она меня поймёт.
Радова смотрит на меня несколько секунд и опять кивает, показывая рукой на кушетку, которая стоит в другом конце кабинета рядом с аппаратом УЗИ.
— Такое иногда бывает. Давайте я вас осмотрю, и мы подтвердим факт беременности или… Вы раздевайтесь, раздевайтесь. Освободите живот.
— Или?
Кладу вещи на стул, стоящий рядом и берусь за пуговицу на брюках, нетерпеливо ожидая ответа врача.
— Или опровергнем её, Олеся. Понимаете, после выкидыша тесты ещё некоторое время показывают ложноположительный результат.
— Выкидыша?
— Вполне возможно, что те выделения, которые вы приняли за менструацию, были отслойкой плода. При отсутствии медицинского вмешательства, вы могли потерять ребёнка и не заметить этого. Вы понимаете?
Киваю.
Опускаю взгляд на живот и пытаюсь понять свои ощущения. Я ещё не привыкла к мысли о ребёнке во мне, но предположение, что его может и не быть, отзывается болью и пустотой в душе. Я хочу, чтобы он был? Или она?
Если УЗИ сейчас ничего не покажет, это решит часть моих проблем.
Почему же я чувствую такой горький привкус разочарования?
— Вам нехорошо? — спрашивает врач осторожно. — Мы не будем забегать вперед. Я просто предупредила вас о возможностях, чтобы избежать неожиданностей. Не накручивайте себя раньше времени. Сейчас всё узнаем, деточка.
Я слабо улыбаюсь и опять киваю. Расстёгиваю брюки и, спустив их, ложусь на кушетку. Поднимаю блузку вверх и смиренно складываю руки чуть нижи груди. Хуже, чем сейчас, ведь уже не будет? Потому что самое сложное — это неопределенность. Можно накрутить себя до такого состояния, что тронешься мозгами.
Уперев взгляд в потолок, я молюсь.
Сама не знаю о чём... но прошу у Господа, чтобы всё было хорошо.
Радова выдавливает мне на кожу гель и прижимает датчик к моему телу. Ведёт его сначала вверх, размазывая прохладную субстанцию, отчего я покрываюсь мурашками, а затем вниз. Она чуть щурится, вглядываясь в монитор, а потом разворачивает его ко мне.
Я забываю, как дышать.
10. 10
— Хотите послушать сердечко? — улыбаясь, спрашивает врач. — Всё хорошо, Олеся Сергеевна, дышите.
Меня колотит, натуральным образом потряхивает, и дышать — последнее, что у меня получается. Всё внимание сконцентрировано на компьютере.
Радова подавляет смешок, видимо, забавляясь моей реакцией. А мне с трудом даётся этот первый вдох, после того как я увидела на экране монитора своего ребёнка.
Моего ребёнка.
Только слепой бы не понял, что там изображено. Я, если честно, предполагала увидеть какую-нибудь фасолину или горошину размером с ноготок, потому что живота у меня нет. Совершенно плоский. Но нет… я чётко вижу маленькое туловище, голову и четыре круглые точки. Две по бокам и две внизу, там, где должны быть руки-ноги.