Случайный отец - стр. 29
Мне нехорошо от мысли, что Валерий Германович Железный может оказаться хитромудым, изворотливым змеем! И я почему-то не верю в это, но мало ли?! Деньги из воздуха сделал, почему бы и здесь не извернуться? Мужики, они вообще существа довольно фальшивые и коварные.
Вон соседка моя, Валентина, тоже не верила, что ей муж изменяет, а потом нашла его в тумбочке у чужой кровати. И самое интересное: как мужик метр восемьдесят вообще мог туда поместиться? Полку вынул — понятно, дверцу неплотно закрыл — естественно, но так согнуться в три погибели, переживая за нервную систему родной законной жены? Да за это Нобелевку надо, а Валентина почему-то расстроилась. Хотя трусов на нём не было, как и лица, когда жена его обнаружила. В общем, коварные они, эти человеческие самцы, ни при каких условиях не знаешь, где и когда воткнут нож в спину. Но Адону отчего-то хочется верить. Он не мог! Аж подташнивает немного от волнения и страха.
Мы стоим рядом, на улице накрапывает дождь. В стаканчике давно закончился кофе. Его тёмные глаза прищуриваются, видно, что мужчина о чем-то очень сильно задумывается. Если он это сделал, то я запрещу ему общаться с ребёнком! Потому что я не могу так! Я не люблю враньё и не уважаю людей, которые постоянно что-то мутят и крутят.
В суде Адоновская бумажка силы иметь не будет, так как добыл он сведения незаконно. И пусть катится с этим знанием на все четыре стороны. Думаю, он подозревал на какой риск шёл, когда решил стать донором. У него могло найтись с десяток детей и ещё маленькая тележка.
Но Германович, потерев переносицу и внутренее собираясь как перед прыжком в пропасть, грозно произносит:
— Я бы никогда не стал делать подобные вещи за спиной у родной матери ребёнка. Хотя не скрою, мне бы очень хотелось знать наверняка: моя дочь Каролина или нет.
Втягиваю воздух носом так громко и оглушительно, что, кажется, меня слышно на другом конце города. В последний раз я так сильно радовалась, когда выиграла пылесос в лотерею. Значит, дали мне как-то на почте сдачу квитком “Миг удачи”. Ни на что особо не надеясь и не отходя от кассы, я его хорошенько потëрла, а там… Боже правый, там оказалась машина для уборки пыли и грязи за счёт всасывания. Господи, как же я выпрыгивала из собственных штанов! Я даже танго с дедом, пришедшим за пенсией, в очереди станцевала. Нет, ну это же уму непостижимо! Кассирше не хватало ста рублей, она мне подсунула розыгрыш призов и осчастливила по самое не балуй.
И вот, нечто подобное я ощущаю сейчас, когда Лиходей Адону признаëтся, что волосы Каролинки не крал и в лабораторию без моего ведома не носил. Меня прямо-таки распирает от радости и гордости за него.
Пытаюсь угомониться. И делаю строгое лицо. Какая мне разница, подлый он или нет? Мне с ним детей не крестить и в одном доме не жить. Приятно, конечно, но я стараюсь не прыгать и сдерживаю себя, гордо выпрямившись, будто кол проглотила. Пусть не зазнаëтся и вообще к Антонине шурует. Пёс с ним, пускай гиеновидная собака о его моральных качествах беспокоится. Но отлегло, честно говоря, так сильно, аж дышать стало легче.
— Мама, я всё! — выходит на крыльцо Каролинка и тут же берёт меня за руку, радостно улыбаясь и прижимаясь к моему боку.
А затем смотрит на Адону, которого уже видела после садика. Хмурится, деловито насупив маленькие брови.