Случайности одной жизни. Закономерности или мистика? - стр. 3
* * *
«К трём прибавить четыре. Сколько будет, Киселёв?» – спрашивает учительница. «… Вычитать и умножать, малышей не обижать учат в школе, учат в школе…». Стою у парты, я первоклассник, и перебираю пальчиками, считаю: «Три, ещё – один, два, три, четыре… Стало…»
Соседка по парте, Наташа Погорелова – до сих пор помню её взгляд, смотрит на меня со смесью жалости и презрения…
* * *
С парты скатилась ручка на пол. Надо спросить разрешение учительницы, чтобы поднять её. Держу руку, но она не видит меня – сижу на последней парте, и продолжает диктовать. Я понимаю, что теперь не успею записать, но и поднять ручку без спроса – не решаюсь.
– «В чём дело, Киселёв?» – спрашивает наконец учительница. Пытаюсь объяснить, чуть не плача. – «Давно бы поднял…». И продолжает диктовать.
* * *
Кто-то крикнул, что Шмага убил Тайгу, любимую собаку нашего двора. Она, чёрная, маленькая, лежит, мёртвая, вытянув ноги, у мусорного бака. С воплем бегу за Шмагой, он от – меня. Врываюсь в его квартиру, с рёвом бью его ногами, руками, он орёт, а я бью и бью…
Через 45 лет, такую же Тайгу, сосед, офицер в отставке, на моих глазах зарезал ножом у нашего дома, чтобы не мешала спать пустым лаем его маленькому сыну… Шла война в Чечне…
* * *
Учительница называет оценки за диктант. «Петров – три…, Крюк – три, Скамницкий – два, Козлова – четыре…». Делает паузу, смотрит на меня: «Киселёв… Как всегда – пять…». Пришёл домой, портфель бросил в прихожей, сел на пол, и плачу: «Опять двойка за контрольную по арифметике…». Пришёл отец со службы: «Почему тут сидишь?». Рассказал. – «Ерунда какая… Я в пятом классе школу чуть не сжёг, и то не ревел».
Потом бабушка рассказывала, как из-за отца чуть не сгорела школа – бросил мячик в печку, он выкатился, горящий…
Школа эта лет через 20 сама развалилась, от старости…
* * *
Поезд. Мы с братом – мне лет 9, Серёжке на год меньше, одни едем к бабушке из Красноярска в деревню в Вологодской области. Отец посадил нас на поезд, – «Смотри за Серёжкой!». Через всю страну – двоих малышей, и не боялись же… Какая-то большая станция, толпы людей. Вышли на перрон, Серёжка куда-то убежал. Нервничаю, поезд уже гудит, вот-вот тронется, а его нет и нет. В последние мгновения он подбегает к вагону, проводница за руки втаскивает его, я реву, кричу, бью его…
Все остальные дни дороги он смирно сидел у окна.
* * *
«Ети, ети, разьети…» – говорит дядька Сивиря, нахлёстывая вожжами кобылу. Он встретил нас с братом на станции Харовская. Едем на телеге, 50 километров, впереди лошадь, машет хвостом. Едем долго. По сторонам лес, дядька Сивиря ругает лошадь, то и дело добавляя: «Ёлки зелёные…» Дорога плохая, даже не для телеги. Опрокинулась боком, в огромную лужу, в грязь упал наш чемодан, да и мы с братиком сползли в эту лужу. – «Ёлки зелёные!» – говорит дядька Сивиря, и много разных нехороших слов, таких же, когда отец, пьяный, ругается с матерью. Вроде бы не утонули, выбрались, грязные, мокрые. Достали и чемодан. Потом узнал, что это место называется – Степачиха.
Много лет спустя, проезжая по уже нормальной грунтовой дороге на иномарке, пытался найти это место, где опрокинулась наша телега. Нет, не найти, по сторонам одни «Ёлки зелёные»…
С дядькой Сивирей интересно было ловить неводом рыбу. То дело невод цеплялся за траву, дядька со словами «А задинем, так отдинем…» – снимал трусы и – бултых в воду. Как жаль, что я не записал его рассказ – матюк на матюке, как он однажды гнал стадо свиней из деревни в райцентр – 50 километров! Жаль, что писатель Василий Белов своего «Африканыча» написал не с дядьки Сивири – повесть была бы ещё интересней.