Сложные обстоятельства - стр. 11
Она шла по берегу моря. Босиком по гладким мокрым камешкам. Волны набегали, ласково обнимали ступни и тут же убегали назад. Дул теплый влажный ветер. Нет, не ветер, а бриз. Бриз тоже играл с ней: раздувал кудряшки, доносил иногда с моря соленые брызги. Небо ярко-голубое с кудрявыми белыми облаками. И все это сказочно-прекрасно! Но самое замечательное было в том, что рядом с ней шел парень. Они держались за руки. И ей нравилась его загорелая рука. А еще она чувствовала, что это не просто парень, а родной ей человек.
– Ну ладно, пойду я. А то мои заждались меня, – услышала она голос.
«Как? Уже? А как же я?» – заметались в голове мысли, стало очень горько. И она проснулась.
– Пойду я, Матвей! Мои ждут меня к ужину, – опять услышала она голос. И поняла, что голос слышен во дворе. Кто-то с дедом разговаривает.
Нюся села и попыталась вспомнить, с кем же она шла. Но лица парня почему-то не вспомнила. Только сильную загорелую руку. И ощущение счастья. Вздохнула и пошла на кухню. Зачерпнула ковшиком из ведра воды, попила, умылась. Старенький круглый будильник на окне показывал, что уже вечер.
Дед Матвей сидел на крылечке. Рядом с ним в подмокшей газете лежала довольно большая рыба.
– Выспалась? – спросил дед. – А я вот у соседа рыбку к ужину купил. Ты чистить умеешь?
– Конечно, – улыбнулась Нюся. – У меня отец был заядлый рыболов. Я столько этой рыбы перечистила…
– Был, говоришь? Значит, нету отца? А мать жива?
Нюся грустно покачала головой:
– И отца нет, и мамы нет, и бабушки тоже…
– Разом все померли? Пожар или авария была?
– Нет, не сразу. Сначала умерла мама, когда я родилась.
И чувство вины опять охватило ее так, что говорить дальше было трудно. Бабушка не пускала в лес невестку. Говорила, что негоже ей идти к мужу в лесную избушку. А она только отшучивалась. Говорила, что беременность–это не болезнь. И рожать ей через две недели, а может, и позже. Упрямая была. А бабушка до конца жизни корила себя, что не удержала, не отговорила.
Отец винил себя за то, что до вечера проторчал у реки. А когда вернулся, застал жену на полу, и роды уже начались. Сказала, что упала по дороге. Он нес ее на руках до села, но было уже поздно. Старая фельдшерица прибежала, а мама уже не дышит. Не растерялась старуха, резанула живот и спасла ребенка.
– Я родилась, а она умерла, – тихо повторила Нюся. – Меня бабушка вырастила с отцом. Потом бабушки не стало. Сердце. Меня отец в интернат на пятидневку отдал.
А зимой, когда мне одиннадцать лет было, отца заломал медведь-шатун. Но отец успел его прикончить. Так и нашли их рядом. У медведя нож в груди торчит, а у отца шея сломана. Так я и осталась в интернате.
– Вот оно как…–дед Матвей зачиркал спичкой, закурил и задумчиво продолжил, – Я так думаю, что на все воля божья. И если он посылает человеку испытания, значит, для чего-то это нужно. Не печалься, внучка, –будет и на твоей улице праздник. Главное–не падай духом. Уныние – это грех!
Он закряхтел, поднимаясь, потом вдруг обернулся:
– Чуть не забыл! Николаич приезжал, тебя будить не стал. Передал, что утром заскочит за тобой. Какие-то дела в городе надо улаживать, сказал.
Когда машина затормозила у калитки, Нюся уже была готова к поездке. И умыта, и причесана, и в чистых одежках от Леси. И чаю они с дедом попили, и пряников поели.