Слово и части речи - стр. 35

Выше уже упоминалось, что японская система имени агглютинативна, в том числе имеются агглютинативные падежные показатели29. Их функции вполне соответствуют функциям падежных аффиксов во флективных языках, в русской научной и учебной литературе по японскому языку давно используются термины вроде именительный падеж, дательный падеж. Проблема, однако, заключается в их статусе. Японская традиция рассматривает их как несамостоятельные (служебные) go, такая точка зрения является общепринятой (если не считать отдельных лингвистов (Судзуки Сигэюки), пытавшихся применить к японскому языку идеи русской науки). Также нет больших расхождений в их трактовке и на Западе, где с конца XIX в. в лингвистической японистике ведущую роль играет наука англоязычных стран: они всегда отдельные слова (postpositions, particles30). Но в России и СССР об их формальном статусе долго шли споры31.

Русская японистика поначалу зависела от западной и заимствовала у нее многие трактовки, в том числе рассмотрение данных единиц как отдельных слов. При этом авторы первых грамматик, в основном практики, не замечали противоречия в своих описаниях: вслед за западными образцами они выделяли падежи, хотя русская традиция не допускает возможность парадигмы, состоящей только из аналитических форм. Если считать данные единицы отдельными словами, то, в соответствии с этой традицией, в японском языке нет падежей, есть только послеложные конструкции.

Первым в нашей стране лингвистом-теоретиком, изучавшим японский язык, был Е. Д. Поливанов. И он первым в мировой науке предложил идею об именном, в том числе падежном, словоизменении в японском языке. Его определение слова в грамматике 1930 г. совместно с О. В. Плетнером уже приводилось. Оно, как мы помним, основывалось на синтаксических (главных) и фонетических (второстепенных) критериях; на его основе едва ли не все грамматические элементы японского языка трактовались как аффиксы. В частности, на основе этого определения выделялась категория падежа.

Такая точка зрения хорошо согласовывалась с принятыми в русской традиции представлениями и в течение почти полувека у нас господствовала [Конрад 1937; Фельдман 1951, 1960; Холодович 1979]32. Однако в 60-х гг. вновь была выдвинута концепция о том, что данные показатели – отдельные слова [Вардуль 1964], причем это не было простым возвратом к трактовкам начала века: концепция не постулировалась, а доказывалась лингвистической аргументацией. И. Ф. Вар-дуль использовал, прежде всего, критерий вставки, прежде всего, возможность вставки перед падежными элементами других служебных слов, заведомо отдельных33. Такая трактовка стала в последние десятилетия и у нас преобладающей; выделение падежных и иных именных суффиксов встречается лишь в отдельных работах [Солнцев А. 1986]. О статусе японских падежных элементов подробнее см. [Алпатов 2010: 10–16; 2012].

Специалисты, в том числе японисты, привыкшие в своих собственных языках «довольствоваться словами, вовсе неизменяемыми», по выражению А. Мейе (взгляды которого я рассмотрю в 1.11), без труда опознали подобные слова и в чужом языке. Зато подход Е. Д. Поливанова и его последователей хорошо совмещался с представлениями носителей языка, в котором и поныне чаще всего «слово является лишь в сочетании со словоизменительными элементами». Такую единицу Е. Д. Поливанов обнаружил и в японском языке, хотя он не мог не отметить частую возможность японской именной основы выступать самостоятельно. Видимо, играла роль и возможность при такой трактовке строго выделять в изучаемом языке грамматическую категорию падежа и изучать ее в системе, тогда как предложные (послеложные) конструкции редко описываются столь же системно, как грамматические категории. Аналогичным образом Н. И. Конрад пытался найти словоизменение, аналогичное русскому, даже в китайском языке [Конрад 1952].