Словарь-справочник по психоанализу - стр. 96
Если многие исследователи конца ХIХ – начала ХХ века полагали, что внушение является основным фактором душевной жизни людей и своего рода «неразложимым прафеноменом», то З. Фрейд исходил из того, что оно само должно быть объяснено и что человек имеет право на противовнушение. Попытка объяснения природы внушения была предпринята им в «Лекциях по введению в психоанализ», где он рассмотрел перенос через призму чрезмерной способности человека распространять либидозную привязанность на различные объекты. Однако психоаналитическое понимание природы внушения было дано им в работе «Массовая психология и анализ человеческого Я» (1921), в которой устанавливалась непосредственная связь между либидозными, эмоциональными отношениями между людьми и внушением, между идентификацией и внушаемостью.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ВЫТЕСНЕННОГО – психический процесс, при котором устраненные из сознания, ставшие бессознательными и забытые представления, впечатления и переживания прошлого под воздействием внешних обстоятельств или внутренних импульсов в измененной форме предстают перед человеком, не понимающим их подлинного смысла и содержания.
З. Фрейд исходил из того, что возвращение вытесненного связано со спецификой вытесненного бессознательного: устраненные из сознания представления, впечатления, переживания не исчезают бесследно; перемещенные в бессознательное они забываются и не всплывают в воспоминаниях человека, хотя и сохраняют свою мощь, активность; сами по себе они не способны стать сознательными; в лучшем случае они могут принять искаженный вид и в качестве некоего компромисса предстать перед человеком в виде сновидения, ошибочного действия, невротического симптома.
Возвращение вытесненного может иметь место потому, что подавление природных влечений человека, на что обычно направлено его воспитание, так или иначе оборачивается против него. В этом отношении справедливым является, по мнению З. Фрейда, старое латинское изречение, согласно которому можно природу гнать вилами, но она все равно вернется и возьмет свое. Другое дело, что в реальной жизни речь идет, как правило, о частичном возвращении подавленного и вытесненного.
Причем возвращение вытесненного происходит в измененном, неузнаваемом виде. Однако, как замечал З. Фрейд, «внутри и позади вытесняющего в конце концов победоносно заявляет о себе вытесненное».
Для образной иллюстрации возвращения вытесненного основатель психоанализа сослался на гравюру художника Ф. Репса, на которой, по его мнению, изображен типичный случай вытеснения из жизни кающегося святого: спасающийся бегством от мирских искушений монах-аскет обращается к образу распятого Спасителя; подобно призраку, крест как бы исчезает и на его месте возникает образ обнаженной, пышнотелой, распятой женщины. Некоторые художники на своих картинах изображали греховное искушение подобным образом, но женское обличье помещалось рядом со Спасителем на кресте. Но только Ф. Репс позволил женскому образу занять место Спасителя на кресте, так как, по словам З. Фрейда, он, видимо, осознавал, что «при своем возвращении вытесненное появляется из самого вытесняющего».
В работе «Бред и сны в «Градиве» В. Иенсена» (1907) основатель психоанализа привел клинический случай, наглядно демонстрирующий возвращение вытесненного. Юноша, с которым он имел дело в качестве врача, после первого неприятного знакомства с сексуальными отношениями столкнулся с внутренними проблемами. С одной стороны, в нем зародилась похоть. С другой стороны, он всячески стремился избавиться от нее и с этой целью прибегал к разнообразным средствам вытеснения, будь то преувеличенная детская привязанность к матери или чрезмерное усердие в учебе. В частности, юноша с особым усердием стал изучать математику, уделять много внимания геометрии. Однако безобидные задачи по геометрии типа того, что в цилиндр с таким-то диаметром основания нужно вписать конус или два тела с определенной скоростью столкнулись между собой и т. д., привели к возвращению вытесненного, сексуально окрашенного. Воспринятые юношей подобные намеки на сексуальные отношения, которые не являлись таковыми для других учеников, оказались для него столь действенными, что парализовали его сообразительность, и он перестал заниматься математикой, то есть фактически сбежал от нее точно так же, как ранее, обратившись в бегство от зародившейся в нем похоти, он увлекся математикой.