Слон - стр. 2
– Да-да, я хочу порассуждать над тем, как далеко мы готовы зайти, защищая наши ценности, свободу и демократию. И как быть с тем, что большинство действительно хочет голосовать за неандертальцев?!
– Могу я задать вам вопрос?
– Конечно, милая!
– А это политкорректно – писать про неандертальцев в таком негативном ключе?
– В литературе нет места политкорректности!
– Браво, браво, Александр! У вас, как обычно, великолепная идея, но что же будет в конце?
– А в конце, как, впрочем, и обычно у меня, будет очень красивый финал…
– Расскажите же нам скорее!
– Отчего же не рассказать? Очень даже с удовольствием могу рассказать! В общем, государственная машина так увлечется борьбой с неандертальцами, что не заметит, как к власти придут…
– Ну? Ну кто же?! Ну не тяните же, пожалуйста!
– Кроманьонцы!
– Ох! Браво, браво, Александр! Ну разве не блеск?!
Мама разговаривает с отцом на вы, он с ней на ты. Уже в одной этой детали Анна видит кривизну и ущербность родительских отношений, однако, хотя и жалеет мать, никогда не говорит об этом вслух. Дочь обижена, дочь несет свою обиду, как верблюды груз, с самого детства, сквозь пустыни взросления. Анна полагает, что в родительском доме давно нет места ни женщине, ни ее теперь уже тридцатипятилетней дочери, которая живет в особняке по соседству, но каждое утро заходит на завтрак к родителям, которых не любит.
«Мы, – не сомневается Анна, – не близкие люди, но всего-навсего добрые помощники – оруженосцы великой судьбы. Долгие годы весь воздух, все пространство в этом доме принадлежит большому литературному таланту, действительное существование которого зиждется на многолетней и упорной работе мамы».
Анна знает, что ее мать так боится однажды быть брошенной и остаться одна, что готова пойти на все, лишь бы удовлетворить запросы отца. Все они сосредоточены вокруг наград, орденов и прочих атрибутов признания, поэтому София нередко проводит долгие переговоры с издателями и членами жюри, даже если для этого нужно оставаться на несколько часов в гостиничных номерах. Впрочем, в последнее время делать это все сложнее – София стареет и не вызывает такого интереса у мужчин. Глядя на нее, Анна больше всего боится однажды точно так же постареть.
«Нет ничего хуже, – думает Анна, – чем превратиться в собственную мать».
Между тем София живет в постоянном страхе. Мать Анны продолжает восхищаться творчеством супруга, заполняя за него анкеты и правя рукописи. Всю свою жизнь она посвящает служению большому автору и того же требует от дочери:
«Когда меня не станет – ты будешь хранить великое наследие папы, переподписывая контракты с издательствами, разбирая его рукописи и время от времени радуя публику страницей не опубликованного ранее великого черновика…»
«Мама, я никогда не буду тобой!» – резко отвечает Анна и вздрагивает от одной только мысли, что когда-нибудь ей придется работать.
«7 по горизонтали: Чувство сильного раздражения и враждебности, направленное на определенный объект или ситуацию, шесть букв» – Анна обожает разгадывать кроссворды.
На стол подает Помазок – (32 по горизонтали, восемь букв), классический персонаж второго плана. Помазок всегда был Помазком. Это прозвище приклеилось к нему сразу, в то самое утро, когда он постучался в дверь роскошной виллы в поисках работы, имея при себе лишь кисточку для бритья.