Сломай меня - стр. 24

Переглянувшись и хмыкнув, парни уверенно приближаются. Сомнений в своих силах у них нет, и это играет мне на руку. Бью первым, и начинается потасовка. Дерутся они, как лохи, но численное преимущество все-таки играет роль. Несколько раз я неплохо получаю в лицо.

Кончается драка внезапно: по двору едет патрульная машина. Ни мне, ни пацанам не нужны неприятности, и мы разбегаемся в разные стороны, пока охранники порядка не успели нас сцапать.

Мне действительно легче. Желание убивать пропало, дышу полной грудью, пересекая парковку клуба. В машине смотрюсь в зеркало: тот еще красавец, но отделался легко. Доехать до дома и спать завалиться. Кровь с лица капает на куртку, костяшки на правой руке сильно разбиты.

Выруливаю на более-менее свободную улицу, открыв окно. Морозный воздух врывается внутрь, щиплет кожу. Глубоко дышу, чтобы отойти от эйфории и скинуть алкогольное помутнение. Стараюсь ни о чем не думать, а в итоге на знакомом перекрестке сворачиваю не туда.

Домой прямо, направо – в общагу. Что я там забыл, спрашивается? Я и сам не знаю. Можно завалиться к Маринке, отоспаться. Так даже лучше будет, если братец-зануда припрется завтра с утра, то тупо меня не обнаружит, и я лишусь очередного прекрасного утра нравоучений.

Вахтерша предсказуемо не хочет меня пускать, для нее я Джек-потрошитель, который только что разделал очередную жертву и умылся ее кровью. Приходится дать на лапу больше обычного. Поворчав и поджав губы, тетка пропускает меня, утыкаясь в журнал и бормоча что-то себе под нос.

Маринки в общаге не оказывается. Где ее черти носят в первом часу ночи? Пацаны стекаются ко мне, обеспокоенно расспрашивая, что случилось. Нет никакого желания общаться с кем бы то ни было. Зря приехал. А потом слышу испуганный голос Лазаревой:

— Богдан? Что случилось, почему ты в крови?

Блядь!

— Все нормально, – поворачиваюсь в ее сторону.

— Это, по-твоему, нормально? Кто тебя так отделал?

— Какие-то парни.

Лазарева только хмурится, а потом говорит:

— Пошли.

— Отвали, – прошу ее устало, но она настырная ведь.

Берет за левую руку и тащит по коридору. Провожу взглядом по ее спине и малость залипаю на заднице: на Лазаревой обтягивающие лосины. Нашла, что в общаге надеть, чтобы все слюни пускали на нее?

Возле своей комнаты она поворачивается и интересуется, щурясь:

— Ты смотрел на мою задницу?

— Да.

Хмыкнув, открывает дверь.

— Ну что ж, пациент, скорее, жив, чем мертв.

— Даже если бы я подыхал, то все равно был бы не прочь посмотреть на шикарную попку.

— Это впечатляет. Садись, – кивает на стул, но тут же передумывает. – Лучше на кровать, там света больше, только осторожно, не заляпай кровью.

Я послушно опускаюсь на кровать, которая сильно пружинит под моим весом. Вот вроде крутой универ, а в общаге мебель хрен знает каких годов.

Лазарева расстегивает мне куртку и помогает аккуратно снять. Бросив на пол, наливает на ватку перекись, щедро так, видимо, чтобы мне было побольнее.

— Будет больно, – еще и предупреждает.

Я развожу ноги шире, и она, поколебавшись, встает между ними. Аккуратно приподняв мой подбородок, обрабатывает бровь. Я сжимаю зубы, вполне себе терпимо, наверное, я просто привык к боли.

— И все-таки, за что тебя так? – молчать она, видимо, не может. Бабам постоянно надо что-то говорить, иначе у них начинается нервная трясучка.