Сломанная - стр. 14

Грудь у нее вздымалась часто-часто, губы задрожали. Она готова была на всё – лишь бы не говорить с ним. Не признаваться про отчима. Не вспоминать вчерашнее.

– Чего… – голос сорвался на хрип, – Чего вы хотите?!

Он рассмеялся – басовито, глухо, как будто она произнесла что-то смешное.

Его жесткие пальцы внезапно ослабили хватку, и во взгляде, обычно таком холодном, мелькнуло что-то тёплое – почти больное.

– Ты… – голос сорвался, стал тише, мягче, – Я не хочу тебя пугать.

Он осторожно провёл большим пальцем по её запястью, где уже проступали красные следы от его пальцев, и сжался внутри от стыда.

– Прости.

Его колено медленно отошло, давая ей пространство. Но он не отпустил её полностью – его руки теперь просто держали её, а не приковывали, будто он боялся, что она рассыпится, если разожмёт пальцы.

– Я хочу… – он замолчал, губы сжались в строгую линию. В глазах читалась борьба – между яростью и жалостью, между желанием владеть и потребностью защитить.

– Скажи мне правду, – прошептал он, и в этом шёпоте было столько боли, что её собственное сердце сжалось.

Он не Бени. Не станет бить её за правду. Но он и не отпустит.

– Сначала – правду. Всю. До последней капли.

И она поняла: он не даст уйти. Не даст солгать. Он доберётся до сути.

Его вопросы повисли в воздухе, тяжелые, как бетонные глыбы. Сложно было не почувствовать, как подкашиваются колени, но не от страха – от стыда, тот взвивался из глубины, обжигая внутренности изнутри. Она торопливо отвела взгляд, но мужчина тут же подхватил её за подбородок, настойчиво и неумолимо возвращая к себе.

В горле у Рианны образовался ком, горячий и колючий, не до проглоченный горький кисель. Губы задрожали. Она хотела крикнуть, что он не имеет права, это не его дело, но…

…но его глаза. Не холодные, как вчера. Не жестокие. Глубокие, как рана, в которую она боялась заглянуть. В них читалось нечто, отчего её собственное сердце сжалось – понимание? Боль? Или…

Она зажмурилась, отчаянно пытаясь стереть его гребаный понимающий взгляд. Но он уже проник внутрь, дотронулся до самых потаённых уголков, до тех синяков, что были не на коже, а глубже, намного глубже.

– Я… – голос сорвался на плеск, почти лепет ребёнка, – Не могу.

– Ладно, – он отозвался тоже тише, с хрипотцой, сделал шаг назад, давая ей пространство. Его пальцы нервно провели по своим же щекам, будто стирая невидимую гримасу ярости. Когда Ричард заговорил снова, в словах уже не было приказа – лишь просьба:

– Но если не мне… то хотя бы психологу. Или… чёрт, хоть продавщице в булочной.

Его губы искривились в подобии улыбки, но глаза оставались серьёзными – слишком серьёзными.

– Потому что иначе… – он оборвал себя, поймав на краешке сознания, что вот-вот сорвётся в угрозы. А она не виновата. Вместо этого злясь, снова провёл ладонью по лицу.

В глазах Рианны вспыхнул странный огонь – не страх, не боль, а вызов, намеренно черный, испепеляющий. Она заставила себя улыбнуться – криво, по надрывному, как улыбаются те, кому уже нечего терять.

– Нет, зря переживаете, – голос фыркнул, нарочито грубо, – Я трахаюсь с ним! Со всеми. С Бени, с другими тоже… я шлюха.

Она видела, как его лицо дёрнулось, как глаза сузились на мгновение – но не от отвращения. От боли. Аж, подстегнуло – её.

– Не стоит сожалеть, мистер Вольный, – она наклонилась похабно-интимнее, её дыхание обожгло его поджавшиеся губы, – Я не вашего поля ягода.