Слива любви - стр. 11
– Где тебя носит? Чуть всё не пропустил, – зашептала Анаис.
– Да, казнь и впрямь обещает быть захватывающей, – мяукнул кот. – Белла здесь, Мартина тоже… и Эрик – хотя я сам его не видел, врать не буду.
– Это зачем? – удивилась Анаис.
– А ты еще не поняла? Пришли проститься: все-таки сестры, брат.
– Что ты несешь? Зачем со мной прощаться? – нервно спросила Анаис.
– Ты нарушила отцовский запрет, тебе это так не оставят.
– Мартиш, прекрати, ничего не будет, папа́ не знает.
– Знает, – уверенно заявил кот. – Сатана всё знает.
Ведьма благодушно закатила глаза и громко рассмеялась. Она хохотала и хохотала, пока её взгляд не остановился посреди толпы.
– Белла, – одними губами проговорила она, меняясь в лице: воодушевление сменилось растерянностью. Её плечи содрогнулись, ноги ослабли, а глаза стали темными, будто разум наполнился туманом и глухотой. Голоса стали отдаляться, делаясь отголосками; перед глазами понеслись черные вихри, уносящие в темноту воздух, свет и людей. Ее внезапный страх осчастливил всех, кто так долго этого ждал.
– Что же ты не радуешься, ведьма? – спросил палач, подталкивая пленницу в плечо. – Самое время хохотать.
На непослушных ногах Анаис спустилась на землю и подошла к обложенному хворостом высокому бревну. Рослый страж стиснул её плечи веревкой, накрепко привязав к деревянной опоре.
– Ты разозлила отца, Анаис, – зашипел ей в спину женский голос.
– Он предупреждал… ты ослушалась, – продолжил другой.
– Мартиш, – еле слышно позвала ведьма и закрыла глаза, – беги… беги к нему, может быть, ты успеешь… беги, Мартиш, проси за меня.
– Поздно, Анаис, – промурлыкал кот.
– Беги в собор, Мартиш, – еле слышно говорила Анаис, – там, на барельефе, у главного входа, возле Архангела с весами, очередь в ад, ты знаешь… Попроси прислужника наклонить весы и пустить тебя в преисподнюю… скажи ему: «Исчадие Мартиш, к царю. Это срочно». Беги…
Мартиш оглянулся, немного помедлил, посмотрел на голые ступни хозяйки, безвольно висевшие над сухими вязанками, и шмыгнул в густую толпу.
Тем временем вельможу спустили с подмостков. Не дожидаясь исхода, он уселся в поджидавшую его повозку.
Началась суматоха: пробираясь к кострищу, зрители наседали друг на друга и давили соседей, толкаясь локтями.
– Отправляйся в Тартар, – выкрикнул кто-то.
– Адских мук тебе, ведьма!
– Поделом, грешница!
– Что вы сделали с собой? Что вы делаете друг с другом? – прошептала Анаис, и по ее щекам покатились слезы. – О тебе плачу, папа́… Я такая же, как и они, не внемлю твоим урокам, я возвращаюсь домой.
Палач медлил. Он уже давно держал в руках факел и мог в любую секунду опустить его на сухие ветки, но стоял у кострища, вытянув вперед руку, и ждал.
Люди бесновались, они выкрикивали ругательства, призывали начинать, но слуга инквизиции стоял неподвижно. Впору было звать дирижера. Одним жестом он бы успокоил толпу.
– Сжечь, сжечь, – подсказал им палач.
– Сжечь, – подхватили первые ряды, – сжечь, сжечь, – неслось разноголосо за ними.
– Сжечь, – заревело скопище, повторяя слово наперебой.
– Сжечь, сжечь, – скандировала уже вся площадь.
Палач, широко расставив ноги, поднял факел высоко над головой. Переполненная народом площадка перед ратушей, все прилегающие улочки и крыши домов поблизости, все балконы и ложи, заполненные людьми, стали единым организмом, знавшим только одно слово. Обходя привязанную пленницу, убийца Анаис поджигал сухие ветки смертельного костра и слышал, как без малого сто тысяч человек подбадривают его.