Слишком хорошая няня - стр. 32
Честно говоря, меньше всего мне хочется общаться сейчас с собутыльницей Дининой мамы.
Это все вообще не мое дело, если честно.
Та достает сигарету из пачки и выуживает откуда-то зажигалку, уже забыв, что обратилась ко мне под этим предлогом. Закуривает и глубоко затягивается.
— Мы поддерживали друг друга. Когда ее муж бросил, а мой шлялся по командировкам да по бабам.
— Насколько я знаю, — говорю холодно. — Александр никого не бросал.
— Да что ты знаешь… — машет она рукой и садится на скамейку. — Ничего, что я на «ты»? Вы ее в рехаб засунули и думаете, что решили все проблемы. Но главная проблема не в алкоголе, понимаешь?
— Нет, — я поднимаюсь со скамейки и прохожусь туда-сюда вдоль ворот. Хочется уже закончить этот разговор, но выходить в метель и возвращаться в квартиру одинаково глупо. — Извините, Таня, я не совсем понимаю цель этого разговора.
Она стряхивает пепел на асфальт и кладет ногу на ногу.
Только вместо расслабленной позы получается сжатая, будто она пытается от чего-то спрятаться.
— Просто не хочу, чтобы вы Динке голову морочили, что ее мать алкоголичка и дрянь, — говорит она, и в голосе проскакивают нотки близких слез. — Видела я ее муженька, как он вернулся. С таким лицом, будто говна понюхал. Как будто он сам ни в чем не виноват!
— Насколько я знаю, — оборачиваюсь я. — Он как раз не виноват. За Диной не уследила мать.
Секунду или две она смотрит на меня, впиваясь блестящими глазами в мое лицо, а потом взрывается:
— Да ты знаешь вообще хоть что-то о нашей жизни, чтобы так говорить! Мы со Светкой сразу сошлись, потому что одинаковые! У меня малой, три года ему, у нее девчонка. В одиночку просто не вывезешь! Ни пожрать, ни поспать нормально, ни расслабиться! Мы с детьми сидели по очереди, чтобы хоть выбраться куда-то!
— Так это вас надо благодарить за то, что Дина оказалась на улице и никто о ней не забеспокоился?
— Может и меня… — Таня сгорбилась, съежилась, словно стараясь занимать меньше места. — Светка наверное думала, что я за ней слежу. А у меня муж вернулся! Выволок меня из ее квартиры, даже предупредить не дал!
Она смотрит на тлеющую сигарету, словно решая, что с ней сделать, но так ничего и не придумывает. Затягивается, выпускает дым вместе с потоком слов:
— Нахрена я за него выходила, дура… Думала, раз богатый и щедрый — отхватила свой кусок пирога, осталось прожевать. Ну да, бабок полно, а толку? Сижу как крыса в клетке в этой квартире. С насле-е-е-е-едником… — издевательски протянула она. — Никуда не сунешься. Ни друзей, ни подруг. Михайловский за углом, Русский музей из окна видно, а я — веришь? — не была ни там, ни там. Кто меня с трехлеткой пустит? А нянь он запрещает — зачем рожала? Сам-то он себе ни в чем не отказывает, а со мной, видите ли, скучно стало. Светкин еще хуже — вообще свалил. Но не разводится! Контролирует! Никакой жизни — ни туда, ни сюда. Сидишь, как приложение к ребенку…
Я не знаю, что сказать.
Передо мной никогда не стояло такого выбора. Никто не предлагал мне золотую клетку в обмен на свободу. Я бы и рада похвастаться, что у меня таких проблем никогда не было, но ведь их не было не потому, что я приложила какие-то усилия.
Поэтому я молчу и смотрю на Таню, пока она ежится под порывами метели, швыряющей под арку дома горсти мелкого снега.