Слепой. Волчанский крест - стр. 5
Ведь как оно нынче делается у умных-то людей? Допустим, предмет сам по себе имеет определенную ценность. Взять, к примеру, орден какой-нибудь – старинный, с брюликами. Святую Анну какую-нибудь. Ну, Анна и Анна. Вещь, конечно, дорогая, но и только. А вот если к этой Анне присочинить красивую историю – типа ее сам Суворов Александр Васильевич с груди снял и какому-нибудь герою, чудо-богатырю земли русской, на простреленный мундир прицепил, – тогда, ребята, за эту самую Анну с клиента можно вдесятеро содрать. Есть такие чудики, что готовы за вещицу с биографией не глядя отвалить целое состояние. И то, что биография эта в девяноста девяти случаях из ста на поверку оказывается липовой, их нисколько не волнует: каждый почему-то убежден, что обвести вокруг пальца могут кого угодно, но только не его. А некоторые, хоть и подозревают, наверное, что их разводят, заботятся только о том, чтобы легенда была сфабрикована на совесть – так, чтобы расколоть ее могла только самая тщательная, непредвзятая профессиональная экспертиза. На такую экспертизу они свое приобретение нипочем не отдадут и будут до конца жизни хвастаться перед знакомыми: видали, чего у меня есть? Ясно, орденов таких навалом, а вы гляньте-ка на это! Наградные документы – раз, письменные свидетельства очевидцев памятного события – два, а вот и тот самый мундир, на который генералиссимус Суворов собственноручно прицепил снятый прямо со своей груди орден, – зеленый, пыльный, с дыркой от пули и с пятном засохшей геройской крови. Мундир, конечно, зеленый и с дыркой, а не орден.
И между прочим, Палыч по части сочинения таких вот легенд был великий мастер. Точно, конечно, не скажешь, но похоже, что всю эту индустрию изобрел и наладил то ли он сам в одиночку, то ли в компании с коллегами. Но что у истоков стоял – это, братки, медицинский факт. Ясно, в последние годы он остепенился, забросил сомнительные делишки, начал, понимаешь, беречь репутацию. Однако когда подворачивался случай, вполне мог тряхнуть стариной. Вот как сейчас, например. Ведь видно же, что крест этот и сам по себе бешеных денег стоит, а если к нему еще легенду присобачить, это уже будет настоящая сенсация. Открытие сезона! Аукцион! Чемодан бабок.
Ай да Палыч! Ай да сукин сын!
А Палыч тем временем вовсю подтверждал высокое мнение охранника о своей персоне, обламывая клиента, который вздумал, видите ли, торговаться и вместо предложенных ему десяти кусков запросил аж двадцать. В чем-то он был, несомненно, прав, вещь того стоила, да только не на таковского напал: Палыч стоял насмерть, как двадцать восемь героев-панфиловцев в одном флаконе, и явно не намеревался ничего добавлять сверх предложенной суммы.
Аргументация у него была железная. Во-первых, втолковывал он клиенту, выручить за эту вещь больше десяти тысяч будет трудно – даже ему, Палычу, с его огромным опытом и солидной репутацией. А ведь есть еще накладные расходы, налоги и т.д., и т. п. Но, согласитесь, он же сидит здесь не просто так, не для собственного удовольствия, а ради материальной выгоды. Потому что есть-пить-одеваться надо даже старику. Верно? Верно!
Во-вторых, еще неизвестно, стоит ли вещь даже тех денег, которые он, Палыч, готов за нее заплатить.
– Вам повезло, молодой человек, такие вот кресты – моя слабость, мой конек. Пользуйтесь случаем, юноша, никто, кроме меня, за него вам столько не предложит.