Слепой. Тост за победу - стр. 22
– Кстати, давно хотеть вас спросить, – поинтересовался Джон, когда дело уже было сделано. – А откуда есть этот ваш… псевдоним? Ну, Фред.
– А если я скажу, что это – военная тайна, вы на меня обидитесь?
– Нет, что вы! – воскликнул Кистофф. – Это есть такой… как это будет? Любопытство, да? Но если тайна, то…
– Да ведь проблема в том, что тайны никакой нет, – водитель искоса взглянул на него. – Я взял его от балды. Знаете такое выражение? Нет? Ну, объяснить его очень сложно…
Глава 4
Солнце немилосердно припекало. Правая рука, попавшая под тяжелое тело, затекла и отказывалась подчиняться. Где-то на самом краю сознания непрерывным гулом гудели голоса.
Шрулик лениво потянулся и осторожно приоткрыл глаза. Как и следовало ожидать, ничего хорошего он не увидел. И поэтому попытался снова погрузиться в сон.
Но увы – опоздал. По своему опыту Шрулик знал, что спасительный сон больше не будет ему дарован.
Голоса тем временем обретали мощь и визгливость. Шрулику казалось: кто-то открыл его черепную коробку и кричит прямо туда – будто в канализационный люк.
– Валяется тут всякая пьянь, мать твою! – жаловалась одна бабушка другой.
– И не говори, Марь Сергеевна! Развелось тут их столько, что проходу не дают. Никакого житья от этих алкашей.
– И куда, скажите мне, милиция смотрит! Нас за семки вон как гоняют, а эти творят что хотят.
– Вон, посмотри, молодой еще парень! А работать, поди, не желает!
– Да зачем ему работать-то! Пусть старушки работают. А он у мамки пенсию отберет, глотку зальет – и доволен!
Шрулик снова потянулся. Двигаться ему очень не хотелось. Но громкость голосов увеличивалась. Бабушки постепенно входили в раж. Значит, их нужно было срочно успокоить.
Он вскочил на ноги и сложил татуированные пальцы в кулак величиной с дыню.
– Эй, старые мандавошки, а ну канай отсюда! – негромко, но вполне отчетливо произнес Шрулик.
Бабушки даже не пытались вступать в полемику. Испуганные таким поворотом событий, они похватали свои кошелки с семенами подсолнечника и сделали ноги. Добежав до угла, одна из них обернулась, пропищала что-то обидное и тут же была такова.
Шрулик огляделся. Ничего неожиданного он не увидел, и увиденное его отнюдь не обрадовало.
Рядом стояла заплеванная скамейка. Судя по всему, именно в этом месте городского скверика Шрулик провел последнюю ночь – или, во всяком случае, большую ее часть.
Керчь уже вовсю жила своей провинциальной жизнью. По узкой улочке одна за другой проносились добитые тачки. Отдыхающие возвращались с пляжа на обед, искоса поглядывая на Шрулика.
Голова страшно болела. Температура во рту была не меньшей, чем в кратере вулкана. По лицу струились тонкие струйки пота.
Он попытался восстановить в памяти события вчерашнего дня.
Все началось как обычно. Часов в двенадцать дня позвонил Пулька, через час они встретились возле гастронома. Денег хватило только на одну бутылку, и тогда друзья отправились к еврейчику, которому иногда оказывали полезные услуги.
Увидев эту парочку на пороге своего респектабельного особняка, Семен Исаакович настолько переволновался, что сразу отвалил им пятьсот гривен. Затем они с Пулькой заставили его еще поволноваться и добавить штуку.
Потом был какой-то шалман на побережье, какие-то относительно недорогие девицы, любовные утехи в ближайших кустах…