Слепое кино - стр. 5
Зайдя в комнату, Василиск Иванович, в качестве интермедии, стал неспешно рассказывать, что прибыл не один, что его ждут, и что он, вообще, спешит.
Пространство комнаты скучилось, скрючилось, скукожилось вокруг него.
– Ты видел Петрарха? – спросил он у сына, прицельно проткнув пальцем воздушно голубой экран окна, когда они приняли на уши уже достаточно вводных процедур.
– Я видел! – буркнул недо вольный отрок.
– Ну-у… Не заметить сто двадцать кэгэ в машине, – начал выстёбывать папаша, ещё раз ткнув указкой в растёкшуюся по салону тушу, которому послышалось «не видел».
– Да я же сказал: я – видел, видел! – перебило его импульсивное чадо и обижено выскочило на улицу.
– Вот так всегда, – вздыхая, заключил папаша. – Будешь пить? – протянул он Банану полупустую бутылку рома, вероятно пытаясь войти в доверие.
– Не хочу, – соврал Банан. И захлопнул двери в доверие.
Тот сразу как-то потускнел, скомкался на стульчике, стал сетовать на жизнь, на наследника, так грубо наследившего на белом полотнище его души, в который уже раз просил «приглядеть тут» за вероломным чадом «с кривым гвоздём в попе». И так как разговор никак не вязался к языку Банана, докурив, сказал, что пойдёт, проверит «госпожу сердца», вышел.
И как показала практика, с концами.
Лишь лёгкое облачко угарного газа от укатившей машины прощально влетело в раскрытое настежь окно.
И как раз вовремя. Так как почти сразу же, словно выждав момента, вдруг дёрнулся и страстно зарыдал, навзрыд, изнемогая, красный телефон.
В опустевшей после визита хате царил добропорядочный переполох.
– Та-а-ак, – это в комнату зашёл Виталий, загадочно улыбаясь, подбросив брови на лоб, да потирая проворные ладошки. – По деньгам клёва. Водку они не пьют. По крайней мере, вчера ломались. Что, по лёгкой сегодня приколемся? – наконец-то обратился Виталий к Банану, полному коктейлем фруктовых предчувствий.
– По пиву, что ли? А им – чего?
– Чего? Шампусика, шоколадок. Сам, там, по деньгам прикинь. Да сигарет прикупи на вечер, – закончил он, с небрежностью патологоанатома осмотрев останки сигарет на столе. – Ну, чего сидишь? Бери сумку и дуй за пивом! А я пока бардак наведу, да их встречу.
Рябая дорожка торопливо сводила Банана вниз, по пути болезненно ударив по трубам ноздрей смердящим перегноем берёзового сока, что закисшей липкой жижей лез из огромных чёрных язв на белом берёзовом теле. «Когда поэты слагали гимны летним березам, стоял, наверное, изрядный ветер», – усмехнулся Банан. И скукожив лицо в гримасу, харкнул в уродливый сгусток корней берёзы. Изобилие чёрных бесформенных язв на которой делало её похожей на фрагмент шкуры снежного барса.
Затем проходила под сладко расхлябанными деревьями, с детства служившие ему и его сверстникам богатым источником «заячьей капусты», которую они, в начале лета, с наслаждением уплетали, как павианы лазая по ветвям и опасливо прыгая с дерева на дерево. В трех-пяти метрах стоявшими друг от друга, взаимопроникаясь ветвями. Хвастаясь этими «подвигами» перед более трусливыми собратьями по разуму. Которые боялись упасть на землю с высоты полутора-двух метров. Тогда как наши герои специально ходили в сад детей по выходным и прыгали там с веток деревьев с подобной же высоты в песочницу, чтобы изжить в себе страх перед высотой. Начиная с малого. Иногда смело прыгая друг за другом, но иногда, почему-то, забравшись на ветку дерева, торчащую над песочницей на высоте в два метра, одного из них сковывал такой дикий страх, что он подолгу не решался прыгнуть за более смелым товарищем. Так что когда он позже узнал про то, что кроликов специально выращивают на тумбах метровой высоты, чтобы они, от страха, даже не шевелились, Лёша понял то, почему он, вероятнее всего, боялся прыгнуть, глядя в зеркало на свои выдающиеся верхние зубы. И когда всё-таки прыгал за вдохновлявшим его уже снизу товарищем, то понимал и то, что ему действительно ничего не угрожало. И это даже весело! Песок податливо поглощал удар.