Слепец в Газе - стр. 51
Священное слово «есмь» относится к Самому. Бог не ограничен временем. Ибо Единосущий живе вкупе со всем и превыше вещей тварна.
– Привет, профессор! – Кусок апельсиновой корки больно ударил его по щеке. Он встал и огляделся. – Черт возьми, о чем ты задумался? – Голос Джерри Уотчета звучал намеренно хрипло, что забавляло его, заставляя носить отвратительную маску. Аквариумная вода, по которой на мгновение пошла рябь, уже пришла в спокойное состояние. Снова став рыбой, божественной и космически блаженной, Энтони улыбнулся ему улыбкой, полной кротости и снисхождения.
– Я думал о Плотине>11, – сказал он.
– Почему о Плотине?
– Почему о Плотине? Ну, дорогой мой сэр, не ясно ли это как день? Наука есть разум, а разум есть множественность. – Рыба обрела язык, красноречие хлынуло из аквариума беспрепятственным потоком. – Но если случится так, что человек почувствует себя немногочисленным, – о чем же еще думать, как не о Плотине? Если, конечно, ты не предпочитаешь Лже-Дионисия, Экхарта или святую Терезу. Полет одиночества к Одиночеству. Даже Фома Аквинский был вынужден признать, что ни один разум не может видеть Божественную сущность, если он не лишен пяти земных чувств в результате смерти или экстаза. Экстаза – заметь это хорошенько! Экстаз, однако, есть всего лишь экстаз, какая причина бы его ни вызвала – шампанское ли, косоглазие, или распятие, или занятие любовью – предпочтительно на пароходе, Джерри. Я первый, кто принял это – предпочтительно на пароходе. О чем говорят суровые волны? О восторге! Об экстазе! Громко выкрикивают это! Пока (заметь!), пока дыхание этого телесного остова или даже движение крови в жилах почти прекращено, душа наша погружается в сон и становится живой по мере того, как успокаивается глаз…
– Жил да был один парень из Бирмы, – внезапно задекламировал Эбинджер.
– Успокаивается, – повторил Энтони, на этот раз громче, – силой гармонии…
– Чья невеста работала в фирме…
– И глубокой силой счастья, – заорал Энтони, – мы проникаем…
– Он на брачной пирушке кушал шпанские мушки…
– Проникаем в сущность вещей. Сущность вещей, говорю я вам. Сущность вещей, и к черту всех фабианцев!
Энтони вернулся на квартиру примерно без четверти двенадцать ночи и был неприятно удивлен тем, что, войдя в гостиную, увидел человека, который при его появлении вскочил с кресла, словно чертик из табакерки.
– Боже, как ты меня напугал…
– Ну наконец-то! – сказал Марк Стейтс. На его резко очерченном лице было написано гневное нетерпение. – Жду битый час. – Затем презрительно буркнул: – Да ты, кажется, пьян?
– Как будто ты сам никогда не бывал пьян, – отозвался Энтони. – Помню, как…
– Был, был, – молвил Марк Стейтс, перебив его, – но это было на первом курсе. – На первом курсе, когда он почувствовал необходимость доказать, что он мужчина – самый мужественный, самый шумный и самый пьющий. – Сейчас у меня есть дела поважнее.
– Это ты так думаешь, – отозвался Энтони.
Марк посмотрел на часы.
– У меня не больше семи минут, – сказал он. – Ты достаточно трезв, чтобы слушать?
Энтони сел на стул с молчаливым достоинством. Приземистый, широкоплечий и крепкий, Марк навис над ним почти угрожающе.
– Разговор пойдет о Брайане.
– О Брайане? – Затем с понимающей улыбкой Энтони проговорил: – Это значит, что я должен поздравить тебя с вступлением на пост нашего президента?