СЛЕДАМИ НАДЕЖД - стр. 7
В те тяжелые, дни мы каждую минуту были готовы бежать, звуки стрельбы все время сопровождали нас. Во дворе у нас было маленькое строение типа полуподвала, которое мы называли первым этажом. Окно этого помещения выходило во двор, и на самом деле мы использовали его как кухню. Бабушка называла его «алдамы». Когда мы прятались там, бабушка и мой маленький брат Кянан были единственными, кто веселил нас. Наверное потому что, бабушка была старой и мудрой, а – брат был ребенком. Именно они помогали нам отдалиться от страха, от понимания того, насколько серьезна была опасность.
После смерти моего отца, ставшего шехидом в бою в первые же дни войны, мама перестала улыбаться. Глазах ее постоянно выражали глубокую скорбь. Она все время сидела скрестив руки, наблюдала за нами. Нам казалось, что она смотрит на нас, всех слушает нас, однако стоило задать ей вопрос, она словно очнувшись ото сна спрашивала:
– Что случилось? Что вы сказали?
Мы все понимали ее состояние, сочувствовали маме – все кроме моего маленького брата, который еще не понимал что такое настоящее сильное чувство.
Отец и мать поженились по большой любви, поэтому разлука с ним была для нее особо тяжелым испытанием. Мама сама была родом из Нахичевани, и вопреки тамошним традициям, и воле родителей вышла замуж за моего отца. Бабушка даже рассказывала, что дед однажды рассердившись сказал, что если мама выйдет замуж за Солтана и уедет в Ходжалы, он не будет считать ее дочерью. И первенец в нашей семье появился поздно – только через восемь лет, однако мои родители очень сильно привязались друг к другу. Поэтому мама хорошо знала что такое любовь и что такое тоска.. Мне казалось порой, что никто не умел печалиться так как моя мама. И все же в глубине ее переполненных скорби глаз всегда светилась надежда. Надежда на то что, печаль, горе пройдет, мы обретем счастье. Может быть мама, тоскуя вспоминала свои счастливые дни, соединяла в своих черных глазах любовь и печаль. Может быть поэтому скорбь так подходила моей маме…
Ты возьми гребенку в руки, косы причеши
Хной окрашенные косы, снова причеши
Косы поседели тихо, маму не жалея
Мама постарела, жизни не жалея…
Ходившие среди людей слухи ее очень беспокоили. Часто приговаривала:«Чем же все это кончится? Кто нибудь собирается помогать нам ? Аллах, помоги! Как удастся вывезти этих девочек отсюда целыми и невредимыми, принесу жертву в Ашшаб-ул-Каф». Бедная мама, что ей оствалось? Каждый новые слухи, каждый говорил что-то свое. Одни говорили что Ходжалы продан. Другие говорили: “Наша армия готовится прорвать блокаду”. Одни – в Баку думают, что Ходжалы оккупирован. Другие – русские снова на подходе.
В этих разговорах словно скрывалась надежда, мы все старались чем-то утешить, успокоить себя. Поэтому и мама и бабушка думали только об этом. С одной стороны страх смерти, с другой стороны холод, стужа, недостаток еды – все заставило нас как и всех словно свернуться в клубок. Да и весь городок жил точно так же.
Моей младшей сестре Гюльджахан тогда только исполнилось тринадцать лет. О чем бы мы не думали в то время, эта девчушка не отходила от зеркала, все время любовалась собой, приглаживала свои длинные светлые волосы. Иногда, зная что мы не видим ее, Гюльджахан явно заглядывалась на свою стать. Она и вправду была красива. Ее красота радовала глаз. Отец всегда говорил, что мы не похожи на нашу мать, и непонятно, откуда мы взяли эту красоту. Нам нравились его похвалы, однако желая поддержать маму, мы отвечали хором – а чем плоха наша мама? Но Гюльджахан была по-настоящему красива. И настолько же обаятельна. К великому сожалению…