След лисицы - стр. 26
— Да, на маргачей или птицу. Кусарок ловим, на лис силки ставим… ой!
Вот же дура! В Лисгороде говорить про охоту на лис! Здесь ведь лиса почитается как священное животное! Покраснела снова, смутилась, замолчала, но Матвей не заметил ее промаха.
— Возьму тебя на зайца. Ты ведь степнячка, ездить верхом умеешь. И, наверное, стреляешь из лука? Не зря же у тебя лук и стрелы в сундуке.
Значит, он копался в ее вещах. Перебирал, наверное, одежду, разглядывал, может быть — смеялся над ней. У кохтэ не принято гнаться за роскошью. И шуб у них нету богатых, разве что тулупы овчинные на самые холодные дни. Когда-то у Листян было много золотых украшений, но потом она все отдала брату, чтобы он купил еды своим людям. Наверное, надо было самые красивые серьги себе оставить. И браслеты с монетками, что так красиво звенели. Но теперь уже поздно плакать о том, что невеста оказалась не такой уж и богатой. Зато брат с ней отправил пять десятков воинов со сменными конями, а это сокровище дороже, чем всякое золото.
Возле самого большого дома – снизу каменного, а сверху деревянного была еще площадь, круглая и с деревянным помостом посередине.
— Здесь решения князь принимает и оглашает указы. Ну и головы секут тут же.
Что? Листян, ещё минуту назад думавшая о мясной лавке, вздрогнула. Головы? Секут?
У кохтэ кровь человеческую можно проливать было только в бою. Даже пытки (несмотря на то, что отец и братья всегда ограждали Листян от жестокостей мира, она все прекрасно понимала) были обязательно бескровными. Даже кнутом стегали так, чтобы кожу не рассечь. И слова Матвея про казни ее порядком напугали. Впрочем, наверное, не так уж и часто тут головы рубят, верно?
Внимание ее привлёк какой-то странный куль возле помоста. То есть, вначале ей показалось, что это куль. А приглядевшись, она поняла: голова это человеческая.
Побелев, всхлипнула, закусила губу до крови.
Матвей покосился на неё и вздохнул.
— Мужеубийца. Их по шею в землю закапывают. Так и торчат, покуда не издохнут или собаки до смерти не изгрызут.
— Женщина? — ахнула Листян, оборачиваясь.
Если это и была женская голова, то уже было не понять. Волосы острижены коротко, лицо опухшее, изуродованное. Показалось ли ей, что в глазах ещё сверкала жизнь?
Листян сделалось дурно, закружилась голова. Она ухватила мужа за широкий рукав.
— Князь, нет ли у моров обычая по праздникам миловать осужденных? В честь свадьбы твоей отпусти несчастную! Или хотя бы даруй ей легкую смерть!
Голос ее прозвучал неожиданно звонко на пустой площади, и отмахнуться от него у Матвея бы не вышло. Все замерли, ожидая его ответа.
Князь молчал. Наверное, очень ему не хотелось заниматься такими глупостями сейчас. Он был немолод, устал с долгой дороги, проголодался. А тут — чужеземка, незнакомая с обычаями их, вздумала всякие глупости просить. Поглядел на бледную девушку с дрожащими губами, вздохнул досадливо.
— Пожалуйста, — еле слышно выдохнула она.
Что ж, жена у него молодая милостива и добра. Наверное, это даже к лучшему. Кивнул, рот искривив, одному из дружинников.
— Откопайте. Объявите при народе, что княгиня молодая миловать велела, пусть знают. Да повесьте к вечеру.
Невелика милость! А голова вдруг заскрипела хрипло:
— Благослови тебя лисица, княгиня! Да будет чрево твоё плодородно…