След грифона - стр. 72
– В том-то все и дело. На каком-то этапе работы у подобных людей начинается умственное расстройство. И, возомнив из себя вершителей чужих судеб, они начинают угрожать уже тебе самому. Становятся неуправляемыми и опасными для общества, а не только для революционеров. На этом этапе их начинают использовать и другие, третьи силы. Лучшая иллюстрация – убийца Столыпина Богров. Вот Александр Николаевич прекрасно знает, что к этому покушению причастен немецкий Генштаб. А пропуск в киевский театр на представление «Руслана и Людмилы», где было совершено убийство Столыпина, выписал сам тогдашний товарищ министра внутренних дел, небезызвестный вам Паша Курлов. То есть товарищ самого Столыпина. Получилось, как в одной скабрезной революционной поговорке: «Лучшее влагалище, – извиняюсь, – зад товарища».
Поливанов брезгливо поморщился. «Действительно, с таким человеком, как Джунковский, не очень-то приятно общаться», – подумал он.
– Прошу прощения за фривольность, господа. От общения со своими подопечными я и сам не вполне нормален. Кстати, эта тварь Азеф, судя по всему, эту поговорку воспринимал буквально. Он не только, благословляя очередного дурака на «экс», целовал его на прощание взасос, но и, по некоторым сведениям, не забывал про ночь педерастической любви. И вообще у них там внутри партий в этом вопросе, уверяю вас, давно произошла настоящая революция. Кстати, находясь в отпуске, наконец-то почитал прозу Савинкова-Ропшина. Там тоже в описании бомбометателя Ваньки Каляева прослеживаются педерастические мотивы. Алексей Андреевич, неужели вы не видите, – вдруг потеряв упругость внутренней пружины своего характера, обратился Джунковский к Поливанову, – я и сам становлюсь умственно расстроенным от работы с подобными типами? Я уже почти помешанный.
– А почему бы вам не поработать в комиссии генерала Батюшина?
Имя Батюшина вошло в учебные пособия для разведчиков всего мира, после того как стал широко известен факт проникновения полковника Батюшина в тайные планы немцев. Контрразведчику удалось во время довоенных маневров стащить у присутствующего на них немецкого кайзера записную книжку. Легенда утверждает, что удалось и вернуть книжку на место. На момент этого разговора Батюшин и возглавляемая им комиссия расследовала дело полковника Мясоедова – бывшего жандармского офицера и агента немцев. При прежнем военном министре Сухомлинове Мясоедов возглавлял в Генштабе контрреволюционную работу в армии. Нужно ли объяснять, как он мог ее возглавлять!
– Нет! Довольно и того, что одним из своих приказов на последнем посту я ликвидировал жандармские институты в армии. Чем опять же не угодил их превосходительству генералу Степанову, который до этого неоднократно просил меня это сделать!
– Я просил это сделать до войны и до того, как нам стало известно о намерении кайзера использовать наших революционеров для разложения армии, – парировал упрек Степанов.
– Какая разница, – устало махнул рукой Джунковский. – Неужели я прошу чего-то несбыточного? Не даете дивизию – дайте бригаду, полк, батальон, роту, взвод, черт побери! Откажете, истинный крест, пойду вольноопределяющимся. Может быть, у вас какие-то указания есть насчет меня, коль вы так упираетесь? – вдруг неожиданно предположил он.