Славянское сердце - стр. 5

Он с трудом оттолкнулся от валуна и, шатаясь, встал; на камне остались кровавые следы от его израненных, обмороженных, кое-где уже почерневших рук – изорванные в клочья рукавицы он оставил на прошлом привале. Первый шаг дался ему неимоверно трудно – но теперь тропинка шла под гору, к едва видневшемуся глубоко внизу, меж зарослей падуба, распадку, и он надеялся, что тех сил, что у него остались, хватит, чтобы к вечеру добраться до межгорной котловины. Ещё одну ночь в горах ему не пережить…

Винтовка, висевшая на правом плече, тянула его к земле, нести её было неимоверно тяжело – но оставить свою верную «збройовку» на привале он не смог; как можно бросить оружие? Ведь он ещё жив…. Он понимал, что, случись худшее – он не успеет изготовиться к бою и вряд ли сможет вскинуть винтовку, чтобы выстрелить – слишком мало у него осталось сил; но винтовка была единственным, что позволяло ему оставаться солдатом. Солдатом, а не жалким беглецом…

Из Главачова их вышло шестеро – всё, что осталось от их отряда после последнего боя у Скалки, когда погиб их командир, надпоручик Дорчак; в Мрачково, в заледеневшей пустой колыбе, доев последние сухари из неприкосновенного запаса, они держали военный совет. Он предлагал уходить на север – перебраться через хребет и спустится в долину Кисуцы; там, вдоль реки, в сёлах, не пострадавших от боёв, они могли бы найти приют у тамошних жителей, придти в себя, отдохнуть в течении нескольких дней – а затем присоединится к какому-нибудь действующему отряду. Ведь сражаются же ещё какие-то отряды, возят же до сих пор немцы в Мартин своих раненых откуда-то с Оравских Бескид? Да и, в конце концов, должны же, наконец, когда-нибудь дойти до долины Оравы русские, все два месяца восстания обещавшие им помощь из-за Карпат? Хотя…. От Вышнего Комарника и Бардеёва, где сейчас остановился фронт, до Кисуц – двести километров по горам, через превращённые немцами в укрепленные районы Ружомберок и Липтовски Микулаш. Неблизкий путь. Неблизкий и кровавый….

Но даже если русские в ближайшее время не дойдут до долины Кисуцы – всё равно, оставаться по эту сторону хребта, когда кругом рыскают эсэсовские патрули из дивизии «Галичина», не имея ни боеприпасов, ни продовольствия – значит, всего лишь на какое-то время отсрочить неминуемую гибель. Что они смогут сделать, с их неполной сотней патронов на шестерых, когда придёт их час?

Он знал, что его предложение никто не поддержит – зимой через горы? Прошлой ночью температура даже здесь, в южных предгорьях Кисуц, уже опускалась до минус десяти. В такое время идти через горы – значит, два раза ночевать на снегу. Это – смерть; но оставаться здесь, в Жилинском крае, когда в Мартин и Поважскую Быстрицу каждый день прибывают всё новые и новые ягдкоманды?

Он понимал тех, кто решил остаться – родом они были отсюда, из-под Жилины, и здесь надеялись, закопав винтовки и вновь обратившись в мирных лесорубов, переждать бурю; он их ни в чём не винил. Но он был – комиссар; да, отряда уже не было – но его красная комиссарская звезда, вырезанная из бархатной скатерти и неумело нашитая на правый рукав, настойчиво требовала от него по-прежнему крепко держать в руках винтовку. Держать – пока бьётся его сердце…