Слава России - стр. 105
– Что за чудесная земля! Какой простор! Как много можно здесь сделать! – восторженно говорил болонец, привыкший к тесному миру обильно застроенных городов.
А кардинал лишь кривил усмешливо тонкие губы и кутался в соболиную шубу, подаренную ему, как и другим привыкшим к теплу гостям, заботливыми хозяевами.
При подъезде к московским стенам затрепетало в волнении сердце Софьи. Навстречу ей женихом выслан был конный отряд, коему надлежало сопроводить невесту до самого Кремля. Кардинал Антоний первым вышел из кареты и, подняв над собою католический крест, двинулся к воротам. Однако, всадники преградили ему путь.
– Простите, ваше преосвященство, – сказал их предводитель по-латински, – но крест сей вам нести таким образом невозможно.
– Как так? – возмутился, гордо вскинув голову, папский легат. – Мой долг пролагать путь моей госпоже – невесте вашего Государя!
– Ваш долг сопровождать нашу и вашу госпожу, – невозмутимо откликнулся всадник. – А наш долг блюсти, дабы не было какого поругания вере нашей, ибо Государыня русская не может никакую иную веру исповедовать, нежели православную. В Кремле ожидает ее владыка митрополит и честное духовенство московское, дабы служить торжественный молебен в честь ее долгожданного прибытия.
– Что же, Государь ваш с первых шагов оскорбляет Ее Высочество, подвергая унижению ее свиту?! – воскликнул кардинал.
– Наш Государь глубоко почитает свою будущую супругу и никогда не позволит себе оскорбить ее. Но разве для православной Государыни может быть обидою въехать в город не под сенью римского креста?
– Спросите о том у вашей будущей госпожи!
Софья почувствовала, как жар разливается по ее телу. Вот, наконец-то, и настало время разорвать навязанные узы с предателями и лицемерами! Словно предчувствуя стремление это, предоставил ей суженный такую возможность еще до того, как переступит она хозяйкой порог его дома. Может, и нарочно стремился испытать, какова душа избранницы? О, она не подведет своего господина! Она будет достойна спасителя Гроба Господня!
– Ваше преосвященство! – повелительно сказала Софья (здесь, у стен Москвы она могла вновь говорить, как дочь базилевсов, а не бесправная сирота, на которую смотрят, как на товар и орудие своих целей!). – Я полагаю, что нам надлежит следовать порядкам земли, в которой мы находимся, и воле моего будущего мужа и господина, Государя Московского! Воля же его священна для меня и не может нанести мне обиды.
Кардинал побледнел. Темные глаза его зло блеснули.
– В таком случае, Ваше высочество, вам придется продолжать путь одной! Ибо если вы не видите оскорбления себе, то я не могу допустить оскорбления Святому Отцу, меня пославшему!
На что рассчитывал этот лицемер? Неужели на то, что стоящая на пороге возвращения себе царственного положения наследница базилевсов отвергнет этот счастливый жребий, чтобы вновь сделаться пленницей Папы?
– Я буду сожалеть о вашем отъезде, ваше преосвященство, – с притворным смирением отозвалась Софья, – но не могу и не смею препятствовать вашему решению.
В глазах встречавших ее Государевых людей прочла Царевна удовольствие и одобрение. Свое первое испытание она выдержала! Папский легат, отвесив ей поклон, скрылся в своей карете и приказал разворачиваться. Так и избавились от опеки докучной! Не видать Риму ни Руси Святой, ни ее Государя! Легко и радостно сделалось на душе у Царевны, и со сладостными переливами, зазвучавшими в ней, соединился торжественный звон встречающих ее московских колоколов. Быстро промчались кони по столичным улицам, столь не похожим на европейские города, а в деревянном Кремле, над строительством разрушившегося Успенского собора которого призван был трудиться Аристотель, встречало Софью празднично одетое православное (как давно не видела она его!) духовенство, бояре и… Все-таки Бог оказался необычайно щедр к натерпевшейся столько лишений и унижений сироте! Ее суженный оказался не только великим Государем. Перед ней стоял еще нестарый человек, очень высокого роста, убавлявшегося небольшой сутулостью, свойственной высоким людям, худощавый, с благообразным, хотя очень строгим лицом, которому прибавляли суровости смоляная чернота волос и бороды и точно сломанный, схожий с хищным клювом нос. Великий князь мог, вероятно, смотреть пугающе грозным, но в эти мгновения, когда темные глаза его лучились радостью встречи с нареченной, он показался Софье самым прекрасным человеком из всех, кого она когда-либо встречала.