Сладострастие бытия (сборник) - стр. 32
Она надеялась найти покой в бухте Форментор на Балеарских островах, но не смогла вынести и трех дней пребывания там из-за того, что у нее не было спутника, с кем она могла бы вместе вбирать в легкие теплый влажный воздух и гулять под сенью цветущего миндаля, из-за того, что не было рядом никого, на чье плечо можно было бы положить голову, любуясь морем. Стоя на берегу, она чувствовала свое одиночество, словно увечье, словно крах. Холодный блеск звезд отлучал ее от остального мира. Под ногами лежала чужая планета.
– Я страдаю от замкнутости в самой себе, – сказала она Кармеле, вместе с которой приехала в Севилью на Святую неделю.
Кармела так и не узнала, кем же из знатных испанских дам она была в тот вечер. Стоя рядом и опершись на ограждение террасы, они смотрели, как по улице Бокка ди Леоне шли не продавцы маслин, а процессия кающихся грешников в высоких колпаках. Вдруг Лукреция воскликнула:
– Ад и рай внешне ничем не отличаются. Ад – это когда бродишь по раю, а чувствуешь себя несчастным.
Она ужинала в разных местах со старыми, вышедшими в тираж холостяками, которые хотя и говорили еще про любовь, но заниматься ею уже не могли и которые, напичкав ее во время приема пищи рассказами о своих былых подвигах в постели, расставались с ней на пороге ее комнаты, вежливо пожелав спокойной ночи.
За зиму, тянувшуюся очень долго и напоминавшую сумерки, она перебывала на всех коктейлях эстетов, организованных за бешеные деньги в погребках Левого берега молодыми американскими педерастами, которые усаживались в кружок у ее ног и созерцали ее словно историческую редкость.
Всякий раз, бывая в Париже, она говорила Кармеле:
– Продай, продай моего Ренуара… Продай мебель из квартиры на улице Талейрана. Возьми все, что тебе нужно, моя маленькая Жанна, а остальное положи в мой банк.
В Лондоне она встретила Тейфика Хальфази, оскорбила его, ушла, но потом вернулась, увлекла его в Довиль, куда попросила приехать и Жанну, для того чтобы прервать монотонность их полного ненависти существования вдвоем. В зеркалах отеля «Нормандия» она увидела трио, которое они собой являли.
– В этих белых одеждах мы похожи на трех старых вьюнков, выросших вокруг ножек табуретов в баре и переплетающихся для того, чтобы поддерживать друг друга до конца наших дней. О нет! Нет! Это невозможно!.. А ведь я жила так, как и следовало жить. Я не испытываю ни страха, ни радости, ни страданий. Я всем рисковала, ничто не могло меня остановить. А как старели знаменитые женщины? – вскричала она, схватив Кармелу за руку.
Не только юность ищет успокоения в Истории. Существа, стоящие на краю могилы, любят вспоминать о том, что Гёте самые прекрасные свои стихи написал в восемьдесят лет и что Нинон де Ланкло в таком же возрасте еще занималась любовью. А как кончили жизнь Жорж Санд, госпожа де Сталь, Екатерина Великая?
– Да, но они жили как мужчины. Я же жила жизнью женщины, исключительно женщины.
Она продолжала держать Кармелу за руки.
– Видишь ли, Жанна, – сказала она, – мы страдаем от ужасной несправедливости. Когда мы больше не можем уже внушать мужчинам любовь, мы ничего не стоим. Люди продолжают чтить писателей, которые ничего больше не могут написать, врачей, у которых больше нет сил лечить больных, государственных деятелей, которые больше не могут ничем управлять. А нам, доставлявшим мужчинам ощущение того, что они живут полнокровной жизнью, нам, вдохновлявшим их на создание шедевров, нам, составлявшим мечты мужчин, их гордость и их награду, нам, кого прославляли именно за то, что мы были, что же остается нам, когда тело наше нас предает и мы не можем больше играть свою роль? Мы становимся бесполезными, как герои, которые не погибли. Нам следовало бы закрыться в комнате, замуровать окна…