Сладостное забвение - стр. 33

Как я и говорил, мои кузены абсолютные идиоты.

Губят ли нас амбиции, наша кровь или похоть –

Как алмазы, нас режут нашей же пылью.

– Джон Уэбстер[25] –

Оно было серебряным, крохотным и светоотражающим. Я почти могла разглядеть в нем свое лицо. Я имею в виду, конечно же, платье Джианны. Длинные серьги с перьями, зеленые туфли на каблуках и волосы, скрученные на макушке, плюс отсутствие макияжа за исключением красной помады, – таков был ее вечерний образ.

– …если соберешься так делать, то выбирай стриптизера-мужика. Поверь мне на слово. – Она разговаривала с моей пятнадцатилетней кузиной Эммой, которая устроилась на кухонном острове и со скучающим видом потягивала через трубочку пунш.

Я отошла от тетушек, обсуждавших девичник Адрианы. На другом конце стола сидела бабуля с чашкой кофе. До нас донеслась только часть разговора Джианны, фраза утонула в семейном шуме.

Я покачала головой, отчасти позабавленная, но главным образом чувствуя себя весьма неуютно. Слова, которые Оскар Перес прошептал мне на ухо, камнем лежали в животе. Он притянул меня к груди и велел улыбнуться, мол, улыбка это и есть моя дивная belleza[26] – что бы это ни значило. Я не знаю испанского и не горю желанием учиться. Этот прекрасный язык в его устах звучал чрезмерно грубо и агрессивно.

Я ненавидела, когда меня просили улыбнуться. Как будто моя улыбка – исключительно их собственность.

Оскар не уточнил, с чего вдруг он так недоволен, что я сбежала и переспала с другим мужчиной, но я могла найти этому лишь одно объяснение: он считал, что я стану его женой. Сложно вообразить, что папа́ бы на такое согласился, особенно учитывая, что Оскар не итальянец, однако мне пришлось сидеть рядом с ним за ужином, хотя раньше ничего подобного не случалось.

– Ты несчастна.

Я подняла взгляд от царапин на деревянной столешнице и посмотрела в бабулины карие глаза, а затем покачала головой.

– Неправда. – Я бы никогда не позволила мужчине вроде Оскара отнять у меня счастье.

– Из тебя плохая врунья, cara mia[27].

Я промолчала, не зная, что ответить.

– Мелкие проблемы кажутся такими большими, когда ты молод, – вздохнула она. – Я тоже постоянно волновалась… Прямо как ты. И что мне это дало? Ничего. Не трать время на то, что не можешь изменить. – Бабуля поднялась, опершись рукой на стол. – Я пойду спать.

– Доброй ночи, бабуль.

Она повернулась ко мне.

– Знаешь, что надо сделать, когда несчастен?

У меня не было сил спорить и возражать, что я отнюдь не несчастна, поэтому я лишь вскинула бровь.

– Что?

– Что-нибудь захватывающее.

– Например?

– Ну… как насчет покурить сигарету с красивым мальчиком?

Уф. Я не смогла сдержать улыбки. Только бабуля могла назвать Николаса мальчиком.

– Доброй ночи, tesoro[28]. – Бабушка подмигнула мне.

Пламя плясало на кончике свечи, отдаленно напоминая о фальшивых улыбках под гипнотизирующим оранжевым светом. Прозрачные занавески развевались на легком летнем ветерке, лампа отбрасывала мягкий свет на ряды книжных полок. Из-под двери в библиотеку просачивались еле слышные звуки песни Фрэнка Синатры, да так тихо, что они вполне могли быть просто отголосками схожего вечера полувековой давности.

Я сидела в кресле у камина, поджав ноги и положив книгу на подлокотник. Даже осилила пару страниц, прежде чем сдаться и рассеянно уставиться на свечу с ароматом лаванды. Туфли лежали покинутыми на полу, белые ленты струились по красному узорчатому ковру.