Сладкое слово – месть - стр. 13

«Батюшки, – отвечал ему некто Неведомый насмешливым голосом, – да никто же не надевал на тебя силой погоны, не гнал в элитные войска, ты сам выбрал эту дорожку».

«Да, сам, но цена-то, цена моей крови почему так низка?»

«Бог воздаст, если не Отечество…»

«Полноте! Воспитывать в человеке патриотизм – главная задача государства, и оно преуспевало в свое время, но всегда отворачивалось от героев, когда они изнашивались».

«Помни, отречься от Отечества – отречься от себя. Малодушие – первая ступень к предательству».

«Прочь от меня, прочь, слуга дьявола! Мне теперь не до высоких материй».

«Подумай на досуге, – хладнокровно отвечал Неведомый, – если человек не может одержать победу над собой, то вряд ли он сможет одержать другие победы».

«Другие победы, другие победы», – застряла в мозгу у Артема лихорадочная мысль, и в его разгоряченном ранами сознании снова мелькнул образ молодой красавицы с его двора. Он вперил взор свой в этот облик и незаметно уснул под теплом чарующей улыбки.

Было бы скучно рассказывать о его лечении и выздоровлении. Достаточно сказать, что Артем не расставался со своим ангелом грез, это придавало ему силы, но и порой приводило в отчаяние из-за увечья. Раздробленная кость плохо срасталась, он перенес несколько операций, в итоге нога оказалась несколько короче правой, что приносило хромоту. Артем сердился, требовал новых операций с наращиванием кости, но в госпитале этим искусством владели плохо, требовались деньги, которых у боевого офицера не было. Обозленный на врачей и тех, кто вверг таких парней, как он, в гражданскую войну на Кавказе, Артем выписался из госпиталя и в чине капитана с орденом Мужества на груди был комиссован из армии.

Последний день съемок принес Кате лихорадочное торжество: она не перешла ту грань, за которой все эротическое превращается в пошлость. Девушка была счастлива, что так и не позволила победить в себе тот стыд, заложенный в женщине природой, не дала подняться росткам алчности, которые лезли через бетон ее упорства и здравого смысла, поощряемые Владимиром и организаторами съемок, предлагая ей крупные суммы гонорара ради двух-трех откровенных эротических сцен. Она продолжала видеть в себе человека, а не пошлую тварь, которую нельзя ни с чем сравнить, разве только с теми тварями, которых постигла Божья кара в Содоме и Гоморре. Она не знала, да и никто не знал, до какой степени опустились древние люди в этих библейских городах, но понимала, что предлагаемое ей и затем выставленное на публику в качестве эротических клипов гораздо ниже, чем деяния первых развратников на земле.

Стыдливость дана человеку для борьбы с собой, продолжала она свой внутренний монолог, больше для оправдания своих поступков перед Вовчиком, нежели признавая в этом чувстве свою суть. Порой ночное откровение в гостиничном номере ей казалось лишенным всякого целомудрия. Тогда она поспешно набрасывала на себя халат при ярком свете, чтобы пройти в ванную, стеснялась изучающего долгого взгляда своего любимого мужчины, и была убеждена в том, что если отобрать у человека стыдливость, то у него никогда не будет вот такой чистой любви, ибо любовь без стыдливости превращается в пошлую похоть. От этой мысли она пугалась, боясь скатиться в своей медовой неделе на край прозвучавшего в ее душе определения. И когда Вовчик убеждал в том, что съемки – всего лишь работа, за которую платят крупные суммы денег, все забудется, как только расстанешься с этими людьми, увидишь в руках солидный гонорар, она с мольбой смотрела ему в глаза и шептала: