Размер шрифта
-
+

Сладкая улыбка зависти - стр. 17

Наталья протянула графу конверт и замолчала, скромно потупив глаза.

– Прочту после, – решил Аракчеев, откладывая конверт в сторону. – Давайте обедать, и вы мне сами расскажете, как и где жили и чего хотите теперь.

Сикорскую усадили за стол рядом с графом – напротив испуганного мальчика. По знаку Минкиной слуги начали разносить блюда, сама фаворитка скромно стояла у двери, всем своим видом изображая покорность и раболепие. С собачьей преданностью ловила она взгляды Аракчеева, но, на вкус Сикорской, явно перебарщивала. Впрочем, Аракчеев казался вполне довольным.

«Вот так и нужно к сильным мира сего подлизываться, – поняла Наталья, – льстить без меры да изображать ежеминутно преданность и раболепие. Если такая деревенщина, как Настасья, смогла устроиться, я – дворянка – должна достичь большего».

До каких высот она собирается взлететь, Сикорская пока не знала, главное – попасть ко двору.

– Расскажите о себе, кузина, – предложил Аракчеев, и Наталья заметила, как сидящий напротив мальчик явно повеселел, ведь его грозный отец перенёс своё внимание на кого-то другого.

– Наша семья жила в Лифляндии. Батюшка уже умер, а мама с двумя моими сёстрами до сих пор там живёт. Я была замужем, но мой супруг умер и мне пришлось вернуться на родину предков. Ваша драгоценная матушка приютила меня, она же посоветовала просить ваше сиятельство о милости – определить меня на место фрейлины при царском дворе.

– Но эта ваканция – лишь для девиц! Таков порядок, а вы уже были замужем.

– Я слышала, что при дворе имеются и другие возможности, – в отчаянии пролепетала Сикорская, вдруг осознавшая, что план её рушится. – Я хорошо шью, могу укладывать волосы. Может быть, камеристкой?

– Нужно подумать, – спокойно заметил Аракчеев, разрезая бифштекс. – Это будет стоить мне больших хлопот. Дамы – существа тонкие и донельзя суеверные, и обе императрицы не исключение: вдовы среди царской прислуги не в чести. Н-да, сложно будет, но, раз мы – родня, придётся мне постараться.

– Я отслужу! – уловив намёк, поклялась Сикорская. – Всё, что нужно вашему сиятельству или кому-то из родных, делать буду с радостью. Родня для меня – всё!

Аракчеев милостиво кивнул и вынес решение:

– Я рад, что вы так преданы семье. После обеда я напишу письмо матери, поезжайте к ней. Я дам денег, пусть вам сделают новый гардероб, а через месяц приезжайте в столицу – в мой дом на набережной Мойки. Там и поговорим.

Сообразив, что пора откланяться, Сикорская поднялась, льстиво отблагодарила хозяина дома за проявленное к ней участие и отправилась собирать вещи. В дверях она заметила, как Минкина явственно подмигнула и тут же вновь скромно потупилась. Уезжала Наталья на заре, к задку её экипажа привязали большой сундук с подарками для Елизаветы Андреевны, а на дне баула самой Сикорской лежал отрез тёмно-синего бархата, подаренный на прощание Минкиной.

– Давай, подруга, приезжай в Петербург, там и встретимся, я ведь зимой в столице живу, – шептала Настасья, обнимая на прощанье Сикорскую. – А коли затоскуешь, сюда давай, я тебя повеселю.

– Спасибо за все! – впервые в жизни искренне поблагодарила кого-то Наталья. – Я обязательно приеду. Как всё с местом устроится, так и жди…

Но выполнить своё обещание Сикорская не смогла. Прибыв в столицу, она узнала от Аракчеева, что тот раздобыл для неё место камер-фрейлины с обязанностью надзирать за гардеробом императрицы Елизаветы Алексеевны и что взамен «дорогой кузине» придётся сообщать своему благодетелю мельчайшие подробности того, что происходит в покоях государыни.

Страница 17