Скромная жертва - стр. 2
– Да там элита областного сыска, – обрел голос Орлов, – лучшие следователи области! У всех раскрываемость высокая…
Гуров и Крячко закатили глаза. Без того сердитый Орлов нахмурился:
– Раскрываемость не фиктивная! Не какие-то палки нарисованные! У ребят рвение, чуйка, креативный подход. Хотят перенять наш опыт, пообщаться с коллегами, узнать, как формируем команды, каких специалистов привлекаем со стороны. Там еще пара экспертов на курсе, кстати.
Он почти жалостливо посмотрел на подчиненных. Сезонный грипп побеждал его каждый год, и в такие весенние дни Петр Николаевич становился трогательно несчастным, как Карабас Барабас:
– Мы ж не вечные. Опыт передать надо…
Его голос звучал так хрипло, что даже не склонный к сантиментам Гуров сжалился. Но продолжал упорствовать, несмотря на легкий стыд за свое детское упрямство. Осенняя командировка в Саратовскую область принесла ему встречу с маньяком-интеллектуалом и, как всегда бывает при расследовании серийных преступлений, с убитыми горем родными жертв. Теми, о ком почти не говорят в криминальных передачах, о ком сразу после интервью забывают журналисты и не хотят знать зрители.
Годы работы в органах научили его стойко переносить все, кроме детских трупов и родителей, потерявших сыновей и дочерей. Здесь, в Москве, ему было легче, потому что дома его ждала любимая жена Мария. Утонченная и нежная, как Офелия с картины Джона Милле, она могла успокоить его, просто сидя всю ночь напролет в кухне напротив, пока Гуров пил ледяное темное пиво с бутербродами из черного хлеба с тонко нарезанными фермерским сыром и малосольными огурчиками. С ней эти часы, полные глубокой печали и сострадания, оседали в памяти Льва Ивановича мгновениями, из которых складывалась их безмятежная, тихая, непонятная ни коллегам Гурова, ни эксцентричной, взбалмошной театральной богеме, к которой принадлежала Мария, жизнь.
– Господи, там три лекции! Даже вы справитесь! – не сдавалась Верочка, непреклонно пододвигая к покрытому испариной, отчаявшемуся Орлову варенье. – И потом, вы, Лев Иванович, в кои-то веки доброе дело сделаете. Что вам совсем, мягко говоря, – она с похожим на поминальный звоном чайной ложки помешала варенье, – мягко говоря, хоть и зря, не свойственно…
Крячко расхохотался.
– Подумай о карме, Лев! И, – он бросил опасливый взгляд на секретаршу босса, – не буди в Вере тигра.
Та метнула на него гневный взгляд, но, увидев, как Орлов вновь зашелся в кашле, вернулась к прежней цели наступления – Гурову.
– По вам видно, что в отпуске веками не бываете, а тут Волга! Или что там у них в Саратовском крае.
Крячко захохотал.
– Вера, области!
– Да хоть автономном округе! – вспылила та. – Лев Иваныч вон тоже всем грубит!..
– Верочка! – слабо запротестовал Орлов.
– Да у нас что ни день, то звонок, что Лев Иванович кому-нибудь на месте происшествия или на совещании нахамил! У вас же люди, – она повернулась к Гурову, держа приготовленный для Орлова бумажный носовой платок, как знамя, – должны быть, как роботы! Робот-полицейский – ваш идеал!
– А что? – оживился Крячко. – Хороший фильм!
– А уже и фильм сняли? – замерла в недоумении Верочка и, схватив телефон, начала гуглить.
– Она еще тогда не родилась, – тихо пояснил товарищу Гуров.
– Фильм тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года? – прочла Верочка. – Серьезно?!