Скрипачка - стр. 9
– Я.
Аля удивилась: ей почему-то казалось, что Валерка так и будет молчать, словно спать наяву.
– Ваше имя, фамилия, отчество?
– Рыбаков Валерий Андреевич.
– Расскажите, как было дело.
– Я зашел к Кретову в номер…
– Зачем?
– Нужно было поговорить.
– О чем?
– Обязательно отвечать?
– А вы как думаете? Человек мертв, это не игрушки.
– Я хотел попросить его, чтобы он меня не увольнял.
– Он собирался вас уволить?
– Да.
– За что?
– За… – Рыбаков замялся, поглядел в сторону. – Я не совсем вежливо говорил с ним на репетиции.
– Вы поссорились с Кретовым?
– Можно сказать, что так.
– Кто здесь из оркестра? – Лавров оглядел кабинет.
– Все, – хмуро произнес Гурко.
– Вы присутствовали на репетиции, во время которой у Кретова и Рыбакова вышел конфликт?
– Все присутствовали, – подтвердил Чегодаев.
– Хорошо. Рыбаков, что было дальше? Вы вошли в номер… Дверь, кстати, была не заперта?
– Да. Я вошел и увидел мертвого Кретова. В воде был включенный кипятильник.
– Что вы сделали, когда это увидели?
– Выключил кипятильник. Выбежал из номера, стал звать людей.
– Кто вас видел выходящим от Кретова?
– Никто, – удивился Рыбаков. – Я ж сказал, сам позвал… Чегодаева вон, Гурко. Потом многие прибежали.
– Ясно. Здесь присутствует кто-нибудь из соседнего с Кретовым номера?
– Я. – Пальцы Прохорова еще сильнее затеребили мятую бумагу.
– Вы находились в номере последние два часа?
– Да.
– Ничего не слышали за стеной?
– Слышал, – вздохнул Прохоров.
– Что вы слышали? – оживился Лавров.
– Валерка, ты уж прости… – Прохоров дрожащей рукой вытер взмокшую шею.
Рыбаков молча и равнодушно покосился на него и снова уставился в окно.
– Так что вы слышали?
– В общем, он это, старлей, – кашляя, пробормотал Прохоров. – Все я слышал.
– То есть вы утверждаете, что Кретова убил Рыбаков? – удивленно переспросил Лавров. – Почему? На каком основании?
– Я слышал, как Павел Тимофеевич вдруг закричал. Он кричал… ну понимаете, только когда знают, что тебя хотят убить.
– Вы можете повторить дословно?
– Да, пожалуй. Он кричал: «Флейта, проклятая флейта! Убийца!»
– Ничего себе! – присвистнул Лавров. – Отчего же вы не прибежали на этот крик? Можно ведь было его спасти!
– Дело в том… – снова судорожно закашлялся Прохоров. – Вы не знаете Павла Тимофеевича. Я не понял, в чем дело. Он, видите ли, часто бывал ужасно груб, не стеснялся в выражениях. Любой, кто фальшивил во время игры или вступал не туда, мог заслужить титул убийцы. Я и подумал… Валера днем поцапался с Кретовым, а тот никак не мог успокоиться, возмущался. Кретов ведь на Валеру здорово рассердился.
– Но ведь вы только что сказали: так, как Кретов, кричат только перед смертью.
– Сейчас понимаю. А тогда я решил, что он просто в бешенстве.
– Это верно, – вдруг подтвердил до сих пор молчавший Чегодаев, – Кретов иногда так орал на оркестр, будто его и впрямь хотят убить.
– То есть Кретов был нервным и невыдержанным?
Почему-то в этот момент Лавров взглянул на Алю, и та поспешно кивнула:
– Точно.
– На каком инструменте вы играете, Рыбаков?
– На флейте.
– Так… – Лавров задумался и замолчал. Думал он довольно долго, затем спросил: – Рыбаков, вы употребляли сегодня спиртные напитки?
– Ну… да.
– И много?
– Какое это имеет отношение к Кретову?
– Отвечайте на вопрос, Рыбаков.
– Прилично.
– Вы были очень злы на дирижера?