Скованные одной цепью - стр. 7
Послушного? Мысленно засмеялся. Я принц, а не раб.
– На колени! – приказал псоглавец, но я гордо задрал голову.
Никогда и ни перед кем не встану на колени!
– На колени, никчемный раб! – прорычал вожак и взмахнул плетью. – Я научу тебя послушанию.
Раздался свист, и меня буквально обожгло болью. Еле сдержался, чтобы не издать ни звука. Но плеть свистела снова и снова, и через некоторое время я, избитый, покрытый следами от шеи до пяток, даже не стоял на коленях, а лежал в пыли у сапог псоглавца, корчась от боли. Я думал, что больно мне было вчера? О, как же я ошибался!
– ты будешь делать то, что я говорю, иначе каждый день тебя будет ждать порция плетей. А теперь становись рядом с другими!
Я даже не мог подняться, поэтому меня схватили за ошейник и потащили к выстроенным в шеренгу рабам. На фоне их я выглядел более унизительно, потому что на них хотя бы были штаны, хоть и почти превратившиеся в лохмотья. Я же до сих пор был обнажен. Даже рабы кидали на меня снисходительно-презрительные взгляды.
– Лучше подчинись, – внезапно прошептал стоявший рядом раб. Я так понял, человек. – Был один, кто тоже отказался подчиняться, так его забили до смерти и выкинули в открытый космос.
Никогда! Сжал зубы. Лучше умру, чем стану рабом. Я принцем родился, принцем и умру. Они могут заставить меня, но добровольно я никогда не подчинюсь.
Простояв в унизительной позе несколько часов, от чего заныли разодранные буквально в кровь колени и мышцы спины и ног, я был готов на что угодно, лишь бы принять любое другое положение. Обнаженное тело добавляло градус унижения, потому что псоглавцы позволяли себе отпускать очень неприличные шутки. Угрожали пустить по кругу, продать в бордель и даже хвастались своим достоинством, явно намекая, что если не подчинюсь, меня ждет не просто насилие, а такое, что и в страшном сне не привидится. Я лишь сглатывал и сильнее сжимал зубы, стараясь не обращать внимания. Вожак не останавливал своих подчиненных, но и не поощрял на действия. Это давало надежду, что все обойдется.
Обойти-то обошлось, но через несколько недель – даже не знаю точно сколько – пребывания на пиратском корабле я уже потерял всякую надежду на спасение и главное – волю к жизни. Мои первоначальные раны подлечили, но взамен нанесли кучу новых. Держали нас в каких-то помещениях в самых дальних отсеках корабля. В них не было ничего, кроме металлического пола, пыли и грязных матрасов. Кормили нас, правда, исправно, как и «воспитывали», особенно меня. Воспитанием называлась порция различны наказаний от ударов плетьми до стояния коленями на камнях или ступнями на раскаленных углях. Основные раны после этого подлечивали, но не о конца, так что я весь был покрыт незаживающими синяками, ссадинами и язвами. И одновременно с этим «воспитанием», пока охаживали тело плетью или удерживали в нужном положении, без устали твердили только одно: «Подчиняйся! Подчиняйся! Подчиняйся!»
И всякий раз, буквально заползая на свой матрас, я упрямо повторял мысленно или шепотом: «Никогда!»
Но однажды наш путь подошел к концу. Корабль приземлился на какую-то планету, нас вывели наружу и куда-то повели. Несмотря на то, что я пытался осмотреться, особо глядеть было не на что. Под ногами сплошной песок, горячий даже ночью, над головой – странное небо: не видно ни звезд, ни облаков. Только какая-то переливающаяся пленка.