Скорачи - стр. 9
Мы найдем друг друга, обязательно, а там посмотрим, что это за страшное место. Мы прощаемся, будто навсегда, да и мне немного страшно от всех откровений Смерти, но тут ничего не поделаешь, галлюцинации или нет – нам в этом жить. Умираем мы сейчас в раздавленной машине или же все происходит на самом деле, это неважно, важно только то, что нам дают возможность пожить еще немного, встретиться и быть счастливыми столько времени, сколько нам отмеряно. Что же, раз от нас ничего не зависит…
И сразу же, без перехода, я оказываюсь в груде тел. В груде почти голых тел, сваленных в какой-то яме. Быстро осмотревшись, понимаю, что мне лет одиннадцать-двенадцать, судя по некоторым признакам, я практически голая, но живая, а вокруг трупы. Подавив желание заорать, я прислушиваюсь, стараясь не шевелиться. Вот раздается дикий крик, потом что-то трещит, и слышна речь, от которой меня передергивает. Гавкающая речь, так хорошо знакомая мне по фильмам «о войне».
Я внимательно осматриваюсь – следов насилия не видно, половые органы интактны, дырок во мне нет, значит, девочка могла просто от страха, а тогда возможны вопросы к сердцу. Я лежу очень тихо, стараясь даже дышать через раз, хотя мне очень страшно, до жути просто: вокруг меня голые женщины и дети. Убитые понятно кем. Значит, это «страшное» время – начало той войны. Смерть сказала, что я изменюсь, значит, скорей всего, на еврейку уже похожа не буду, хотя могли просто деревню расстрелять, и все, то есть еще не факт, что евреев.
Слышатся звуки двигателей. Палачи уезжают, спасибо, что не закопали. С музыкой, радостными криками нелюди, только что убившие женщин и детей, уезжают прочь. Во мне же колышется ненависть пополам со страхом – а ну как вернутся? Но звуки отдаляются, и кажется мне, что вокруг полная тишина, даже птицы не поют. Еще раз прислушавшись, решаюсь выползти из ямы.
Это не так просто сделать, ведь меня придавили тела, но медленно-медленно я выползаю на поверхность. Главное – не смотреть, потому что плохо будет. И так плохо будет, но, если увижу, потом от снов не избавлюсь. И я ползу, пока не достигаю края ямы. Приподнявшись, осматриваюсь – вроде бы никого нет. Ползу дальше. Надо найти хоть тряпку какую – прикрыться, но и страшно искать, да и в полный рост вставать страшно, потому я просто ползу, замирая при каждом шорохе.
Куда меня занесло – сказать трудно, как и какой сейчас день, одно понятно – здесь были нацисты, значит, я оказалась во временах той войны. Интересно, где Сережа? Как бы не попался он в руки этим зверям, не жалеющим никого. В этот момент я понимаю: все, что говорила Смерть, было правдой, но одновременно с этим и ложью. Все-таки оказаться во рву с убитыми людьми – это больше чем страх. Да и сердце мое ведет себя неправильно, но об этом можно будет подумать потом, в безопасности.
Сергей Викторович
«Ох уж эти мне сказочники», как говорилось в известном мультфильме5. Итак, что мне известно? На нас упал вертолет, уже интересно, потому что бывает, конечно, но вот чтобы прямо так… Хотя мог сослепу люстру6 за посадочный маяк принять, бывает и такое, хотя вертолеты на меня еще не падали. Дальше никаких негативных ощущений от того, что я труп, нет, а должны быть. Ну не истерика, я все-таки офицер, но хоть что-то, а ведь пусто. Так не бывает.